Ружьё громыхнуло и едва не выпрыгнуло из рук, а Бетти упала в траву. Её шея осталась цела, но в живот ударила свинцовая дробь. Единым выстрелом Джордж убил и жену, и нерождённое дитя, но лишь ранил индейца. Поражённый скоротечностью своего решения, Джордж обхватил дочь и потащил прочь от горящего дома. Две стрелы полетели мимо, но Джордж обнаружил себя целым. Анна же, как мешок с костями, выпала из его объятий и растянулась на траве. Тут же из огня выскочил другой индеец, Джордж одним ударом уложил его на землю. Приставил дуло к обезображенной яростью животной морде и вдавил спуск, но ружьё не выстрелило. Где-то позади громыхнуло другое, и спину, от лопаток до поясницы, пробило жаром сильнее, чем исходил от горящего дома. Джордж, как придавленный, упал лицом в траву.
Звуки перемешались в его голове, но где-то среди них пронзительно звенел собачий голос. В один миг Айдан вырвался из зарева, сверкая огненным нарядом вместо шерсти, и со всей собачьей прытью рванул в сторону от опасности. Метко пущенная стрела пресекла его попытку спастись. С торжественным улюлюканьем индейцы покружили вокруг догорающего дома и вскоре скрылись в лесу так же быстро, как и появились.
Во все уничтожающем буйстве стихии горели созданные свирепыми фигурки индейцев, украденные из прихода деньги, не видавшая истинной близости постель, не подаренная младенцу колыбель и мечты о лучшей жизни несчастных членов семьи Ламберт. Джордж лежал у выгоревших стен старого дома до самого рассвета, заключив в объятия лишённых жизни и скальпов детей. На последних издыханиях его обогрели мягкие лучи восходящего солнца, а лес молчал. Умиротворённо, как никогда прежде…
* * *
А где-то по другую сторону леса своей собственной жизнью жил небольшой городок. От недовольств горожан он пух как чирей известного проходимца и мэра Клиффа Андерсона. С самого отъезда единственного доктора люди, живущие тут, мучились и умирали, не имея никаких лекарств, кроме сомнительных снадобий бабок-знахарок, от которых, по мнению некоторых, смерть лишь ускоряла свой шаг. Но по тем же причинам наступила и кончина прежнего мэра, став самым радостным, несмотря на всю кощунственность такого признания, событием за последнее время. И даже это лишь на время успокоило зреющие возмущения. Город буквально разрывали на части различные потрясения. Первым, но не последним из них, было хладнокровное убийство местного кузнеца. И как бы ни радовало то обстоятельство, что суд провёлся в скорости, а исполнение приговора не стало откладываться, разложившиеся в петлях покойники совсем не красили вид и без того унылого городка. А вскоре после очередной детской затеи несмышлёный мальчишка упал, сломав шею, и следом за ним в могилу отправилась пусть и всем изрядно поднадоевшая, но всё же многоуважаемая женщина – одна из старейших жителей этих мест. Генри Тул, как мог, старался унять возникшие волнения, и ему бы несомненно это удалось, если бы сам местный священник не обратился бы к пороку, в тайне от паствы обворовав собственный приход. С тех пор мэр почти перестал спать: он ночами сидел в своём кабинете со стаканом виски и в раздумьях накручивал на указательный палец рыжие усы. В какой-то момент он даже будто бы придумал решение, но от трагичного финала это не отвратило – последним гвоздём в гроб его недолгого срока на посту стало появление рейнджеров. Они въехали в город на конях и объявили военное положение, чем разожгли среди горожан скоротечный, но кровавый бунт, и сами же его подавили, а Генри Тул на долгое время остался в памяти людей как человек, на правление которого пришлись все их беды и потрясения.
Этот городок, как и вся страна, и даже само общество, был безнадёжно болен, и ещё ни один врач не отыскал нужного лекарства. Корь, известная не всем, но знакомая каждому, во все времена раздирала людей на части. Они заражались, приходя в этот мир, жили с болезнью до самой смерти, и получали долгожданное избавление с последним тяжёлым вздохом. Эта напасть протекала у каждого по-своему, но беспощадно косила и молодых, и старых, и слабых, и крепких, и мужчин, и женщин. И во все времена не найдётся от неё иного спасения, кроме смерти.
Эпилог
– Ох не верю я вам, – засмеялся торговец. – Рейнджеры приезжали, всех попугали.