И глядя на то, с какой яркой улыбкой она рассекала по улицам заброшенного поселка, я верила каждому ее слову.
Ее оптимизм подзаряжал меня, как солнечные батареи. Клянусь, энергия исходила от нее волнами и это чувствовала не только я. Все жители тянулись к ней, и я часто ловила себя на мысли, что в свои неполные девятнадцать не ощущаю и десятую долю ее оптимизма.
Постепенно, быт оленеводов, чукчей, обычаи ненцев и стали моей темой номер один. Да и сама жизнь на краю света увлекала все больше.
И было бы совсем хорошо, если бы не было так холодно. Правда, потом, в середине июля, Вселенная услышала мои молитвы и разом ударила такая удушливая жара, что я с тоской вспоминала те плюс шесть на солнце и пробирающий до костей северный ветер.
Но как бы ни складывались дни, я не могла забыть Мефистофеля.
Каждый раз, удивляясь каким-то невероятным особенностям этой жизни, я представляла, как расскажу об этом Матвею. Мы не виделись столько же времени, сколько были вместе, но время больше не имело значения. Он был рядом, был в моем сердце, был со мной. Каждый день я просыпалась с мыслью о нем и засыпала тоже, словно незримая его тень всегда следовала по пятам, как привязанная. А уж что он творил в моих снах…
Я уверяла себя, что сам Мефистофель давно меня забыл. Ведь кто я для него? Так, забавная зверушка в его зоопарке силиконовых уточек. Он не признавался мне в любви и ничего не обещал. Он взрослый мужчина, а я наивная студентка. Мы не пара и никогда ей бы не стали.
Только каждую ночь я все равно прокручивала в голове то, что было между нами, и с трудом сдерживала все те невысказанные признания, что жгли сердце.
Моя практика закончилась также внезапно, как началась. Хотя я провела в Амдерме почти месяц, снабдив свой журналистский багаж очерками, интервью, зарисовками и прочими полезными штуками. И при этом мне было страшно возвращаться.
Из-за себя самой. Я чувствовала, что пока нас разделяли тысячи километров, было несложно держаться вдали от Матвея. И будет гораздо сложнее удержаться, когда я снова окажусь в родном городе.
Таисия Михайловна тоже должна была покинуть Амдерму, чтобы вернуться на остров Вайгач, на метеостанцию. Эта неугомонная женщина, оказывается, жила и вовсе на полярном острове, где бродили белые медведи.
Она и предложила, видя мое нежелание возвращаться прямо сейчас, сделать крюк, навестить вместе с ней метеостанцию, а после в середине августа обязательно свалить на родину, иначе снег и льды отрежут меня от остального мира на долгие девять месяцев.
Я согласилась. Надеялась ли я застрять на трудноудаленной метеостанции, чтобы тем самым не наброситься на Матвея сразу по приезду? Да, так оно и было. Не буду лукавить. Все мои доводы, которые поначалу были высоки и неприступны, как стены крепости, к середине лета растаяли без следа, как и выделяемые из бюджета средства на благоустройство Севера.
Однако, высадившись на острове Вайгач, я моментально пожалела о своем решении. На метеостанции Таисию Михайловну ждал муж. И теперь я хорошо знала, что означал этот взгляд, с которым Федор Радов встретил жену.
Вот в чем состоял секрет бескрайнего, как Север, счастья Таисии Михайловны.
Шататься по Вайгачу в одиночестве мне никто не позволил, так что я ошивалась на метеоплощадке, разбираясь в тонкостях работы метеорологов, писала статьи о передаче данных и для чего они вообще нужны.
А еще там, на станции, я впервые проверила электронную почту.
Из Амдермы маме с папой я отправляла телеграммы. Им вполне хватало коротких весточек о том, что все в порядке. А на станции я снова увидела письма Мефистофеля с правками по курсовой в папке «Входящие», а когда я увидела новые, мое сердце просто растаяло, как кусок сахара в горячем чае.
Я не открыла его письма в первый раз, когда проверяла почту. Не открыла и во второй.
Я держалась из последних сил, отмахиваясь от назойливого голоса, который восторженно твердил, что он не забыл меня, раз до сих пор пишет мне.
А потом увидела, как Радов и Таисия Михайловна ворковали, как два влюбленных студента. Это было странно, непривычно и удивительно. Хотя, казалось бы, люди просто нашли друг друга и счастливы, и неважно при этом, что сами живут у черта на куличках.
И мне вдруг настолько приелось мое одиночество. Так сильно захотелось тоже, чтобы кто-то обнимал, целовал и поглаживал. Что я развернулась обратно в рубку, как называлась та комната, где стоял компьютер, и без промедления открыла письмо Матвея.
Слезы навернулись на глаза почти сразу же. Я ревела все время, пока скачивала на комп присоединенный файл, перекидывала его на флешку и сбрасывала на свой планшет.
Книга. Он отправил мне свою книгу.
Я начала читать ее прямо там, устроившись в кресле, не замечая, как пришел срок передачи данных, как топали вокруг метеорологи. Я ревела и размазывала слезы, проклиная его и восторгаясь.
К вечеру Федор Радов, как начальник метеостанции, втолкнул в рубку Таисию Михайловну и сказал:
— Прекрати этот потоп.
— Но…
— Ты женщина!
И ушел.
Таисия Михайловна потопталась на пороге, а потом подошла ближе.
— Рит, что-то случилось?… Ну вернее, наверняка, что-то случилось, раз ты рыдаешь весь день. Я хочу сказать, насколько ужасно все?
— Я лю-ю-ю-блю его, — взвыла я.
— А, — кивнула Таисия. — Понятно… А кто он?
— Матвей… Он… мой профессор…
— Правда? — опустилась она на стул передо мной. — Так ты поэтому сбежала на край света? Я не виню тебя, ладно? Ты не подумай. Он сильно старше тебя?
— На десять или девять лет.
— Как вы еще молоды, — покачала она головой. — Он порвал с тобой? Не хочет тебя видеть?
— Нет, наоборот… Я ушла от него. А он… Написал книгу. Вот прочтите.
Я дала ей планшет на открытой странице, и Таисия Михайловна прочла:
«— Господин Ректор, нам срочно нужно собрать отряд, — вломился ко мне преподаватель по теории зарубежной магии.
— Профессор Мефис? — я вздернул брови, искренне изумляясь. — Какой отряд?
— Пропала студентка. Гретта Левиц. Никто ее не видел со вчерашнего дня. Ее магический след почти не улавливается, но к нему явственно примешивается запах нездешней магии.
Я переваривал его слова с минуту. В академии давно назревало что-то, но я сам не придавал этому значение. Студенты всегда что-то ищут, они вынуждены блуждать в поисках истины. Только сами откроют для себя новые уровни магии. Не без помощи опытного куратора, конечно.
Но каждый год кто-то обязательно влипал в переделку. Я думал, что на этот раз вляпается моя ненаглядная Адель. Она вечно попадала в истории, и я уже привык видеть ее в кресле посетителя в моем кабинете. Тихоню Гретту Левиц я тоже знал, но совсем с другой стороны. Умничка и отличница. Такие обычно достаточно умны, чтобы не взывать к нездешним.
— Вы проследили ее след, Мефис? Через сутки? Как? — не упустил я нюанса.
— У меня с ней связь, Ректор.
— Родственная? Вы не одной фамилии. Она просто ваша подопечная, а вы куратор.
— Не только, — выдохнул Мефис. — Я люблю ее, сэр. Поэтому точно знаю, что Гретта в беде.
Я сдвинул брови, но профессора, кажется, это не тронуло.
— Да, Ректор, я знаю, это запрещено, и мы нарушили все правила академии, но сейчас, прошу, помогите. Ее след уходит в дальний город. Если нездешние доберутся до нее…
— Дайте отпечаток пути, профессор, — пресек я его мрачные прогнозы. — Нам нужны Алеф, Зорк и Леди Дора.
Я рисовал рукой пассы, одновременно озвучивая и рассылая коллегам извещения о сборе, краем глаза изучал траекторию, которую воплотил Мефис.
— Проклятье. Здесь еще и следы фьёров.
— С этим могут быть проблемы? — забеспокоился Мефис.