Однако на вопросы, так волновавшие Бегенча, могла ответить только жизнь. Он убедился в этом сразу, как только приступил к исполнению своих нелегких обязанностей.
А начал он с того, что попросил в сельсовете справку о составе населения, проживающего на территория села. Хотелось узнать, сколько здесь колхозников, механизаторов, чабанов, служащих, учащихся, учителей, сколько во владении каждого семейного хозяйства скота, приусадебной земли, личного транспорта; сколько людей занято производством продуктов сельского хозяйства и сколько таких, которые только числятся членами колхоза, а сами давно уже утратили с ним всякую связь.
Справка была неутешительной. Она показала, что большинство жителей села в колхозных делах не участвуют. Очень многие из них живут исключительно за счет приусадебных участков — меллеков и домашнего скота, торгуя на рынке молоком, яйцами, виноградом, овощами. Многие жители Евшан-Сары были заняты на промышленных предприятиях Берземина. Хотя и в самом колхозе всегда не хватало рабочих рук. Были на селе и совершенно «безработные». В том смысле, что нигде работать не хотели. А жили эти «безработные» на широкую ногу: имели дома из обожженного кирпича, собственные автомашины, закатывали богатые свадьбы, ездили на курорты и веселились.
Потом несколько дней Бегенч знакомился с экономикой колхоза. Внимательное чтение многолетних отчетов он чередовал с поездками по земельным угодьям. И поездки, и чтение отчетов наводили на грустные размышления. Но на другое — при том отношении к общественно-полезному труду, какое сложилось у жителей Евшан-Сары за многие годы, — трудно было рассчитывать.
Колхозная касса была пуста. Надежных источников, из которых она могла бы пополняться, в колхозе не было. Все отрасли сельского хозяйства находились в запущенном состоянии. Урожаи овощей не росли. Объяснялось это многими причинами, но главная из них — в нехватке людей. Вдобавок ко всему набор выращиваемых культур был неоправданно велик — чуть ли не тридцать названий! Надо бы сократить это число раза в три, оставив самые нужные, скажем, такие, как лук, помидоры, капуста, огурцы и еще несколько видов и, таким образом, перейти на узкую специализацию. Но никто об этом не заботился.
Не лучше обстояло и со второй по значению отраслью — животноводством. Молочный скот был так истощен, что на него грустно было смотреть. Коровники развалились. На скотных дворах — непролазная грязь, зловонье! О каких надоях, о какой продуктивности скота можно вести речь?
Увидев столь удручающую картину, Ораков было приуныл. Он долго и мучительно думал о том, с чего же ему начинать? Иначе говоря, он думал о том главном звене, ухватившись за которое, он мог бы вытащить всю цепь. Задача была не из легких: за что ни возьмись, все казалось главным, неотложным.
Итак, за что же браться?
Подумав, Бегенч пришел к простому, но верному решению: собрать членов правления и послушать, что скажут они. Иначе говоря, опереться на коллективный разум, в силе которого он убедился давно. А потом, после обмена мнениями, уже сделать определенный вывод, наметить конкретные действия, а заодно и поближе узнать членов правления: ничто так полно не раскрывает человека, как тот совет, который он дает другому в трудную минуту.
Вместе с приглашенными собралось человек двадцать. Ни одного из них до этого Бегенч не видел.
Оглядев внимательно собравшихся, Ораков негромко сказал:
— Думаю, что вы уже догадались по какому поводу я вас пригласил. Да, не скрою: меня очень волнует бедственное положение, в котором колхоз находится уже немало лет. Но такое положение в одиночку не исправишь. Тут надо действовать сообща. Не зря ведь говорится, халат, скроенный по совету, коротким не бывает. Поэтому давайте решим несколько важных вопросов: что сделать, чтобы колхоз занял достойное место среди других хозяйств? С чего начать эту работу и как успешнее ее вести? Вы люди опытные, и я уверен, что каждый из вас может дать на этот счет немало мудрых советов, которые послужат на благо нашему колхозу. Итак, прошу не стесняться. Кто желает?..
Не успел Бегенч еще закончить фразу, как двое бригадиров, сидевших отдельно у стены слева, — небритые, в грязной, засаленной одежде — вдруг поднялись и, перебивая друг друга, начали что-то говорить. Вскоре один из «ораторов» сел, а говорить продолжал тот, который был толще и выше своего товарища.