как сказал Пушкин… Мечтать и любить – предаться человеческой страсти – да что же скажет свет?.. Нет, не такова благовоспитанная девушка высшего тона: она может выдвинуться из толпы, но красотою, если бог наградил ею, нарядом, если ее papa[4] богаче других, но не душою, не сердцем и не другими мещанскими странностями. Она выйдет замуж; – даже если и другие не похлопочут об этом, сама все устроит, но это замужство будет блестящее, способное возбуждать зависть, а не толки. Вот что делает истинное воспитание из девушек! А юноши? – О, об них я боюсь и говорить: все они, и умные и глупые, и ученые и невежды, – все они с таким философским равнодушием смотрят на жизнь, в которой для них нет ничего ни таинственного, ни удивительного, ни непостижного; все они с такою «львиного» наглостию наводят на вас свой лорнет… прекрасные молодые люди!.. А как свободно, с какою небрежностию говорят они по-французски – словно на родном языке, и как мило не умеют связать двух русских фраз, написать русской строки без орфографических ошибок – педантизма в них нет ни тени!..
Мы представили две крайности одной и той же стороны; но есть еще середина, которая, как все почти середины, часто бывает хуже крайностей. Мы говорим о воспитании того класса общества, которое на низшие смотрит с благородным презрением ы чувством собственного достоинства, а на высшие с благоговением. Оно изо всех сил хлопочет быть их верною копиею; но назло себе, остается каким-то средним пропорциональным членом, с собственною характеристикою, которая состоит в отсутствии всякого характера, всякой оригинальности и которую всего вернее можно выразить мещанством во дворянстве.{6} Непринужденность и милая наглость переходит у него в жеманство и кривлянье. Хороший тон в обезьянничество. Смешно и жалко смотреть,
Но это в сторону: дело в том, что в этом кругу общества воспитание состоит в том, чтобы убить в детях всякую жизнь и живость, сделать из них попугаев и милых кукол, о которых бы все говорили: ах, как хорошо они воспитываются!..
Воспитание! Оно везде, куда ни посмотрите, и его нет нигде, куда ни посмотрите. Конечно, вы его можете увидеть даже во всех слоях общества, от самого высшего до самого низшего, но как редкость, как исключение из общего правила.[5] Отчего же это? Да оттого, что на свете бездна родителей, множество papas et mamans[6], но мало отцов и матерей. «Вот прекрасно! – восклицаете вы. – Какая же разница между родителями и отцом и матерью?». – Как какая? – взгляните летом на мух: какая бездна родителей, но где же отцы и матери? Грибоедов давно уже сказал: