– Ты сегодня был хорош.
Она потянулась всем телом, и Яков невольно сравнил ее с кошкой Муськой, что жила у них во дворе. Глазища у той были такие же зеленые, шерсть – рыжей, нрав – строптивым, но порой она выбирала кого-нибудь из их семьи, запрыгивала на колени и то ли позволяла, то ли обязывала себя гладить. Муська любила сметану, после нее ходила довольная, мурлыкала. А Злата любила секс… А вот его, судя по всему, совсем нет. Это Яков за неполный месяц их встреч уже тоже понял.
– Ты чего так смотришь? – поинтересовалась Злата, перевернулась на живот и принялась болтать ногами в воздухе.
Яков качнул головой и отвел глаза, принялся рассматривать потолок.
– А хочешь, я тебе хорошо сделаю? – вдруг предложила Злата.
– То есть?
Она уткнулась лицом в подушку и рассмеялась.
– Боги, как ты дожил таким до своего возраста? Яш, ты осознаешь, что ты уникален?
Яков не был уверен, что это комплимент, поэтому промолчал. А Злата поднесла ладонь к его лицу и надавила на щеку, заставляя снова повернуть голову к ней. Улыбнулась многообещающе.
– Тебе понравится, – пообещала она, приподнялась и поцеловала в шрамы. Он вообще заметил, что если уж она и целует, то предпочитает эту сторону лица.
– Ничего не хочу, – ответил Яков.
Злата пожала плечами, легко сдаваясь.
– Тогда в другой раз. А я пока подумаю, как тебя покрепче связать, чтобы ты не вырывался. Эй, ну ты что? Ты мне совсем не доверяешь?
Яков очень-очень хотел бы сказать, что доверяет, но это была бы ложь.
– Просто устал.
Злата снова положила голову на подушку, и ему почудилось, что в ее глазах мелькнуло беспокойство. На мгновение лицо девушки стало мягче, словно сквозь его черты проступил другой человек. Яков не первый раз ловил себя на этом ощущении. Иногда ему вообще казалось, что она только притворяется холодной и безразличной, и протяни он в такой момент руку – за нее ухватится кто-то иной, кто-то куда более добрый и ласковый, кто-то, кто отзовется ему, но раз за разом он убеждался, что это лишь его фантазия, лишь то, во что он хочет верить. Клим прав, когда говорит, что он живет сказками.
– Тебе нужно больше спать, – нахмурилась Злата. – Чем ты занимаешься по ночам?
– Учусь.
– Яш… – Она провела ладонью по его груди вниз, потом прошлась пальцами обратно, тронула кадык. – Знаешь, было время, когда я тоже только и делала, что училась.
– И?
– И потом пожалела об этом. Надо развлекаться, пока есть возможность. Ну, и поберечь себя не помешает.
В этот раз она улыбнулась куда теплее. И снова кольнула надежда: а вдруг…
– Что ж, с тобой хорошо, но мне уже пора, – сообщила Злата, вновь разрушая все его мечты. – У нас сегодня семейный ужин, а это святое. Опоздание карается неодобрением отца.
– Неодобрением?
Злата рассмеялась.
– Ну что ты так пугаешься? Разумеется, ничего мне за это не будет. Просто не хочу его расстраивать. Я приду завтра, ладно? Где-то после обеда. А потом на несколько дней пропаду. У меня наметились дела.
– Ладно.
– Эй, – она погладила его по щеке, опять по левой, – что-то ты совсем раскис… Тебе что, со мной плохо?
Да. Это было отвратительно, неправильно и непонятно, но ему было плохо. И он мог бы ей об этом сказать. Мог бы объяснить, что плохо ему не с ней, а после нее. Но как бы это прозвучало? Да и потом, Яша сам не мог толком понять, что именно с ним происходит.
Отец учил: мужчина несет ответственность за женщину, которую выбрал, – и в какой-то момент Яков уверился, что мужчина ведет, мужчина главный, и он решает. И сначала подумал: тошно ему оттого, что он использует Злату, пренебрегая заветами отца. Но потом понял: это он начинал чувствовать себя использованным, стоило за ней закрыться двери.
Яков поймал ладонь Златы и поцеловал в переплетение линий.
– Мне хорошо, – соврал он.
– Ну вот и здорово. – Она отняла руку и села на постели. Стянула с пучка на голове резинку, и медные кудри рассыпались по плечам, спине и груди. Стоило ей уйти после того, как она сделала это в первый раз, Яков кинулся рисовать. Теперь уже не кидался, но всё равно каждый раз поражался тому, до чего же красиво это было.
Злата встала с кровати, отошла к столу, налила себе воды в кружку, выпила аккуратными глотками. Потом подошла к стулу, на который до этого сложила вещи, и принялась одеваться. Он снова засмотрелся.
Вся эта красота принадлежала ему. Наверное, он должен был радоваться и гордиться собой, но никак не выходило. Быть может, потому, что обладание это было мнимым. Даже лежа в постели рядом с ним, Злата всё равно оставалась так же далека и недоступна, как в их первую встречу у кабинета ее матери. И то, что ему было позволено прикасаться к ней, целовать ее, быть в ней, лишь усиливало это ощущение. Злата оказалась умной и острой на язык. Любила пошутить. Но если уж и снисходила до разговора, то темы выбирала отвлеченные. Она ничего не рассказывала о себе, а если и интересовалась чем-то из его жизни, то явно делала это из какого-то едва ли не научного любопытства, а не потому, что хотела ближе узнать его.