К чему это я все? Ах да, бытовые проблемы. Их не было. Может, еще и потому, что у нас не было двухэтажного особняка с террасой и газоном, а было всего 80 квадратных футов на двоих.
Джес по этому поводу сказала, что в таком пространстве невозможно выжить, не надоев друг другу (что не мешало ей останавливаться у нас, когда она приезжала в Нью-Йорк. Видимо, для двоих людей это слишком тесно, а для троих – в самый раз).
Какое там надоедание! Я хотел, чтобы Денни был всегда как можно ближе, даже если это означало, что с кровати можно было открыть холодильник. А то, что в зоне кухни удавалось разминуться только как следует притеревшись друг к другу – вообще было огромным плюсом, а не неудобством.
Кстати, про кухню. С едой тоже особых поблеем не возникало: было дежурство (ну, как без этого!), и мы готовили что-нибудь съедобное. Да, это означало, что я никогда в жизни не слышал фразы: «Дорогой, сегодня на ужин салат с рукколой, ростбиф и овсяные печенья с шоколадной крошкой», но с другой стороны, и мне ни разу не довелось произнести подобное.
В декабре я отправился в первую командировку. И хватит об этом. Потому что это не рассказ о войне, я же уже говорил. Моей основной целью было и остается донести то, каким Дэвид был на самом деле. Нет, стоп! То, каким знал его я, что ближе к правде, и смею утверждать, что я гораздо более надежный источник, чем его родители, сестра, психиатр или священник.
Дэйв не был военным. При том, что он им был, потомственным офицером, блестяще закончившим академию, отлично проявившим себя во всех кампаниях, несмотря на то, что это карьера, казалось бы, абсолютно органично подходила ему, как и все виды формы, еще раз говорю, не был он военным. И, наверное, я единственный человек, который об этом догадывался, потому что моя ситуация похожа, хотя мне морально все это давалось проще, чем ему.
Мы не могли обойтись без армии, так как очень многие ее составляющие нужны были нам, как инструменты. Хотя тут тоже легко запутаться в причинах и следствиях, и это было почти единственное, что мы с Дэвидом никогда не обсуждали: этот его первый импульс нацелиться на военное направление. Он, наверное, стал бы изо всех сил отрицать, но я думаю, что в начале было давление семьи. Он был уже четвертым поколением military brats{?}[military brat - человек, чьи родители находятся на действительной службе или в запасе. Обычно большая часть жизни таких людей так или иначе связана с армейской культурой], и уж не знаю, вербально или нет, но все считали само собой разумеющимся, что он пойдет по стопам предков.
Я помню момент, когда он внезапно свернул в Гарвард. Его семью чуть не разорвало перед выбором: гордиться им или рвать на себе волосы от разочарования. Его младший брат таких крюков не делал, и мы еще застали его кадетом второго класса, но, догадываюсь, что участие Дэвида в последующих исторических событиях сильно повлияло на его перспективы удачного выпуска.
Я немного могу представить себе, каково это, когда смотрят на тебя, а представляют себе кого-то другого, учитывая, как и из-за чего я вообще родился. Но я-то это перерос, потому что в какой-то момент мои родители то ли устали ждать, когда я, наконец, превращусь в Бенуа, то ли просто не знали, как проецировать его образ на меня после того, как я стал старше его.
Ситуация Денни была намного сложнее. Чего бы он не добился – это всегда считалось только промежуточным пунктом. Может, они бы успокоились, стань он генералом, как отец, или губернатором, а может, даже этого было бы недостаточно, чтобы компенсировать отсутствие миссис Дэвид Дженкинс и трех внуков: Бенджамина, Джонатана и Элизабет.
Вот черт! Получается, что та моя первая кампания все-таки не может быть так просто выкинута отсюда, потому что это был первый раз, когда мы вместе были на базе и на поле боя.
Это была уже не Колумбия, но страна во многом похожая по ландшафту, климату и политической обстановке. Это был единственный раз в жизни, когда мы с Дэйвом оказались в одном звании, но из-за того, что у меня была первая операция (из-за экстерната я не попал даже на заграничную полевую боевую практику), и я только что начал командирские курсы, мое положение мало отличалось от рядового. Разница была только в знаках отличия и месте расположения (я жил в офицерском бараке в двухместной комнате), обязанности же мои сначала были, как у всех прочих солдат.
Первая неделя там была просто невероятно скучной. Мы даже не выходили с базы, а из развлечений были только построения, спортзал, одна игровая приставка на всех, пара часов не самого быстрого интернета в день и наткнуться на кого-то за просмотром порно (в этой ситуации шокировали две вещи: в ходу все еще были DVD и журналы, и то, что никому и в голову не приходило найти какое-то уединенное место.
Хотя, может, это все логично? Типа, мы готовы ко всему: нет интернета, не беда, у нас есть коллекция дисков, пропало электричество – у нас тут завалялась подборка журналов! А про то, почему никто никогда не закрывал дверь у меня есть две теории:
1) это было каким-то правилом внутренней безопасности, о котором не знал только я;
2) это делало жизнь интереснее.
Во вторую неделю мы стали выходить в город на патрулирование совместно с полицией. Тоже было не особо захватывающе: мы останавливали и досматривали некоторые машины и автобусы, разминировали один дом, проводили тренинги с местными полицейскими. Тренинги, в основном, касались ведения документации, поэтому представьте, насколько интересно это было.
Но я, по крайней мере, знал язык, поэтому мне, в отличие от большинства рядовых, не приходилось дожидаться перевода, чтобы хотя бы понять, что происходит.
Может, они и не были лингвистически одарены, но это не мешало им завязывать знакомства с местными девушками. Некоторые думали, что достаточно посвистеть, но отдельные романтические натуры толкали меня локтем в бок и шептали: «Эй, Кёрк, скажи ей, что у нее красивые глаза». Серьезно?
Только не надо меня обвинять в том, что из-за того, что я не интересуюсь девушками, я не хочу никому помогать в этом. Просто девушки там были, как бы это помягче сказать…специфические. Начиная с фигуры (я думаю, неосторожным движением бедра они запросто могут переломать человеку половину костей) и заканчивая впечатляющими бровями, а иногда и усами. Я не преувеличиваю. В Колумбии, наоборот, большинство девушек были невероятно прекрасны, так что мне есть с чем сравнивать. Но Дэйв сказал: «Кёрк, не будь таким гадом. Они, в отличие от нас, иногда здесь целый год находятся. Пусть общаются с местным населением в пределах разумного».
Так что мне приходилось участвовать в этом странном флирте. Но я всегда использовал косвенную речь, так как так и не начал считать их глаза или что-то еще красивыми. Многие девушки просто надвигали шляпу на лицо и быстро шли дальше, некоторые хихикали, закрывая лицо руками или отвечали: «Ты слишком белый для меня» (чертовы расистки!) или «Я замужем», на что наши кретины выдавали: «Это не станет препятствием на пути нашей любви!», что я переводил, как «Извините, он идиот. Хорошего дня!». И тут же неудавшийся любовник начинал возмущаться: «Ты думаешь, что если вместо idiot скажешь idiota, я ничего не пойму?»
В конечном итоге я сделал им разговорник, чтобы они общались сами. Идея имела большой успех, но все посчитали, что 100 фраз – это слишком много, и сократили их количество до 15. Тогда я посчитал своим долгом добавить туда раздел под названием «Как понять, что женщина говорит вам НЕТ». О да, иногда мне настолько нечем было заняться. Там были, например, такие пункты:
1. Она говорит «нет/non/no»;