Дэйв расхохотался так, что, наверное, разбудил всех соседей.
- Это потрясающе! С тобой я сэкономлю целое состояние на походах к психологу!
- Не стоит благодарности. А у тебя есть любимый актер?
- О, да! Грант Пампер.
- Ты это только что придумал.
- Потому что я понятия не имею, как их зовут, но раз ты считаешь, что это невежливо…
- Да, весьма неучтиво.
- Ну и как? Увидел что-нибудь новое?
- Да нет, не особо.
- Я передумал спать, - заявил Дэйв.
- А ты собирался спать? Нет уж! У меня на тебя планы.
***
Каких-то жутких ранений у меня больше не было, но это ничуть не снижает градус веселости всех остальных выездов. Из меня достали три осколка, была трещина в ноге, ножевое в район шеи (в единственной по-настоящему рукопашной), сломана рука (что не помешало мне использовать и эту руку тоже, чтобы зажимать бедренную артерию Дэйва до прихода помощи) и прочие мелочи, вроде ушиба, когда в меня прилетела чья-то оторванная взрывом рука. Там всегда было то, что могло испортить аппетит на всю жизнь.
И знаете, что самое депрессивное? Я ненавидел это все, я считал не только дни - часы, до окончания командировок, моменты перед выходом с базы были смесью усталости, отвращения, ужаса, подавленности и…предвкушения.
Потому что это чувство, когда все только что закончилось, и ты понимаешь, что, похоже, выжил и в этот раз… Этот выброс адреналина, допомина, эндорфина и всех прочих –инов и –онов, какие вы можете вспомнить, практически, взрывает сердце и выжигает мозг, потом отпускает – и это все еще весьма приятное чувство, но еще немного - и как будто ничего больше не чувствуешь, как гребаный зомби! Эмоции, которых раньше хватало, теперь кажутся бледными и незначительными, появляется сначала неясное беспокойство, подавленность, а потом уже по-настоящему ломает, и хочется еще!
Наверное, большинство людей не хотели или даже не пытались анализировать происходящее, но я игнорировать это не мог. Как и Дэйв. Мы пытались это обсуждать, но выхода просто не было. Пока ты там – ты там. После окончания миссии идет официальная фаза возвращения в социум, когда за тобой постоянно следят врачи, психологи, командование, все хотят убедиться, что в поисках острых ощущений ты не станешь серийным убийцей или тайным борцом с преступностью, ну, или с собой не покончишь.
И эти меры срабатывают почти всегда. У меня, например, был момент, когда один вид человека в форме вызывал стресс и, черт возьми, даже отбивал все мысли и способности к сексу на пару дней. Я не шучу. Потом это, к счастью, прошло, но изначальное воодушевления от стиля милитари так и не вернулось. Обидно было вот так лишиться практически единственного моего фетиша!
Так мы и жили, как на американских горках, смирившись с мыслью, что пока ты в сумасшедшем доме, веди себя, как сумасшедший, у тебя есть на это полное право. Но иногда нас заносило. Нет, не в операциях, там срабатывал инстинкт самосохранения, и желание совершить что-то безумное и безрассудное быстро пропадало. Другое дело на базе в «мирные» дни. Стремление заполучить чуть-чуть экстрима то и дело одерживало верх над адекватностью, и вот мы «уединялись» уже не только в своей комнате, но и в душе (конечно, не запираясь, иначе, где же острые ощущения), в спортзале и прочих небезопасных местах. Но, то ли нам нечеловечески везло (что вряд ли, особенно, учитывая акустику в душевых), то ли нас намеренно кто-то покрывал, совершая должностное преступление, так как мы несомненно нарушали устав, но нас ни разу не поймали.
========== Акт 15. Блистательный герр Шварценбахер раздаёт индульгенции ==========
Дальше все идет еще более пунктирообразно. Дэйв стал первым лейтенантом после окончания курсов и капитаном после пятой командировки, меня в лейтенанты произвели вскоре после ранения, а в капитаны – за 7 месяцев до Того дня. На той же неделе Дэйв стал майором, и у меня был реальных шанс догнать его за пару кампаний, связанных с разведкой.
Еще я помню день, когда мы последний раз встретились с Йоханом. Он пригласил нас на брит-милу своего первенца. Ну, знаете, эта та церемония, где встречается нож и некий орган младенца мужского пола? Шварц-младший был дней семи от роду и такой крошечный, что я всерьез опасался, что одно неосторожное движение может лишить его, как минимум, ноги, и ребе, или как там его, нелегко будет выкрутиться и сделать вид, что это часть ритуала.
- Они дают ребенку морфий? – спросил я у Дэйва.
- Думаю, вряд ли. Не беспокойся, он ничего не запомнит, говорю по своему опыту, хотя я-то был в больнице - может, мне там в молочную смесь что-то подмешивали. Не понимаю, как ты этого избежал.
- К счастью, мои родители не помешаны на отрезании кусков своего ребенка.
- Не сообщай свое мнение Шварценбахеру.
Младенец Самюэль оказался стойким чуваком и дико верещал всего минут пять, но мне этого хватило, чтобы захотеть выразить ему мои соболезнования. Когда я взял его на руки, все тут же начали умиляться: «О, вы такие симпатяги!», а еще крайне невежливо вторгаться в нашу личную жизнь и спрашивать, когда у нас будут дети. Такие вопросы разве не должно считаться незаконными? Это разве не так же невежливо, как спрашивать у одноногого, когда у него вырастет нога?
- Камиль должна это увидеть, - сказал я, протягивая Йохану телефон. – Дэйв, счастливое лицо.
- Для справки: я считаю, что вы милые и без добавления к портрету младенца, - сказал Шварц, возвращая телефон и забирая Сэма.
- Спасибо, чувак. Мы должны что-то сказать по поводу этого мини-человека?
- Можно сказать, что он похож на меня или просто восхититься и сообщить, что это самый красивый ребенок на свете.
- Но это как бы противоречащие друг другу утверждения, нет? – усмехнулся я. – Ничего, если я напишу Камиль, что это наш ребенок?
- Валяй.
- Надеюсь, ты не сообщил ей свой план про усыновление ребенка с последующей продажей на органы?
- Шварц, не слушай его, я хотел продать ребенка целиком, а не по частям, это совсем другое. И нет, я ей ничего такого не говорил… О, она уже ответила!
- Поздравляет нас, конечно?
- Ну да. Цитирую: «Думаете, я хоть на секунду в это поверила? Сейчас же отдайте его в ту еврейскую семью, где взяли!» - конец цитаты.
- Мама у нас – жутко проницательная женщина. Напиши ей, что как только я дослужусь до полковника, тут же уйду в декрет и перееду к ней.
- Нет уж, это вызовет вал ироничных сообщений, и столько веселья за один вечер я не выдержу.
- Но серьезно, когда уже я попаду в гости в ваш дом? – спросил Йохан.
- Когда мы накупим бронежилетов по количеству гостей, - сказал Дэйв.
- Кстати, Шварц, давно хотел сказать, мне кажется Сэм – вылитый ты , - сказал я.
- О черт! Я же буду по вам скучать!
- Да ладно тебе, - я обнял его за плечи, стараясь не раздавить Шварца-младшего. – Смотаемся в какую-нибудь Боливию и к лету снова будем здесь.
- Ну да, - он отвел взгляд. – Так и есть.
Я посмотрел на него, потом на Дэйва, который почему-то начал разглядывать потолок, и тут до меня дошло.
- Ты рассказал ему! – в ужасе прошептал я.
- Что? Нет!
- Да, конечно, рассказал, - вздохнул Шварц. – Еще когда вернулся из первой командировки.
- Шварценбахер, ты обещал нести на себе всю скорбь мира и не выдавать меня!
- Он сам догадался.
- Поверить не могу! – я почему-то чувствовал не только возмущение, но и облегчение. – Мы же договаривались!
- Но это же Йохан, - только и смог сказать Дэйв.
- Мэтти, Дженкинс иногда тоже имеет право на нервный срыв.
- У меня не было нервного срыва, мне нужен был взгляд со стороны! – возмутился Дэйв.
- А, точно, - согласился Шварц и громко прошептал в мою сторону, - Он был в истерике и почти на грани помешательства… Хочешь узнать, что я думаю по поводу всего этого?
- И так знаю, - пробурчал я. – Считаешь нас сумасшедшими и советуешь сдаться властям.
- Ну да, первый порыв был именно такой, - признался он. – Но когда Дженкинс посвятил меня в детали… Не знаю… Я не думаю, что они имеют больше прав на свои эксперименты, чем он. Не скажу, что очень верю в успех, но зато не сомневаюсь, что то место не превратиться в фабрику органов или рабовладельческий рынок.