Выбрать главу
The Director waited until all were happily busy. Директор подождал, пока все дети не присоединились к этому радостному занятию. Then, "Watch carefully," he said. - Следите внимательно! - сказал он студентам. And, lifting his hand, he gave the signal. И подал знак вскинутой рукой. The Head Nurse, who was standing by a switchboard at the other end of the room, pressed down a little lever. Старшая няня, стоявшая у щита управления в другом конце зала, включила рубильник. There was a violent explosion. Что-то бахнуло, загрохотало. Shriller and ever shriller, a siren shrieked. Завыла сирена, с каждой секундой все пронзительнее. Alarm bells maddeningly sounded. Бешено зазвенели сигнальные звонки. The children started, screamed; their faces were distorted with terror. Дети трепыхнулись, заплакали в голос; личики их исказились от ужаса. "And now," the Director shouted (for the noise was deafening), "now we proceed to rub in the lesson with a mild electric shock." - А сейчас, - не сказал, а прокричал Директор (ибо шум стоял оглушительный), - сейчас мы слегка подействуем на них электротоком, чтобы закрепить преподанный урок. He waved his hand again, and the Head Nurse pressed a second lever. Он опять взмахнул рукой, и Старшая включила второй рубильник. The screaming of the babies suddenly changed its tone. Плач детей сменился отчаянными воплями. There was something desperate, almost insane, about the sharp spasmodic yelps to which they now gave utterance. Было что-то дикое, почти безумное в их резких судорожных вскриках. Their little bodies twitched and stiffened; their limbs moved jerkily as if to the tug of unseen wires.
Детские тельца вздрагивали, цепенели; руки и ноги дергались, как у марионеток. "We can electrify that whole strip of floor," bawled the Director in explanation. - Весь этот участок пола теперь под током, -проорал Директор в пояснение. "But that's enough," he signalled to the nurse. - Но достаточно, - подал он знак Старшей. The explosions ceased, the bells stopped ringing, the shriek of the siren died down from tone to tone into silence. Грохот и звон прекратился, вой сирены стих, иссяк. The stiffly twitching bodies relaxed, and what had become the sob and yelp of infant maniacs broadened out once more into a normal howl of ordinary terror. Тельца перестали дергаться, бесноватые вскрики и взрыды перешли в прежний нормальный перепуганный рев. "Offer them the flowers and the books again." - Предложить им снова цветы и книги. The nurses obeyed; but at the approach of the roses, at the mere sight of those gaily-coloured images of pussy and cock-a-doodle-doo and baa-baa black sheep, the infants shrank away in horror, the volume of their howling suddenly increased. Няни послушно подвинули вазы, раскрыли картинки; но при виде роз и веселых кисок-мурок, петушков-золотых гребешков и черненьких бяшек дети съежились в ужасе; рев моментально усилился.
"Observe," said the Director triumphantly, "observe." - Видите! - сказал Директор торжествующе. -Видите!
Books and loud noises, flowers and electric shocks-already in the infant mind these couples were compromi singly linked; and after two hundred repetitions of the same or a similar lesson would be wedded indissolubly. В младенческом мозгу книги и цветы уже опорочены, связаны с грохотом, электрошоком; а после двухсот повторений того же или сходного урока связь эта станет нерасторжимой.
What man has joined, nature is powerless to put asunder. Что человек соединил, природа разделить бессильна.
"They'll grow up with what the psychologists used to call an 'instinctive' hatred of books and flowers. - Они вырастут, неся в себе то, что психологи когда-то называли "инстинктивным" отвращением к природе.
Reflexes unalterably conditioned. Рефлекс, привитый на всю жизнь.
They'll be safe from books and botany all their lives." Мы их навсегда обезопасим от книг и от ботаники.
The Director turned to his nurses. "Take them away again." - Директор повернулся к няням: - Увезти.
Still yelling, the khaki babies were loaded on to their dumb-waiters and wheeled out, leaving behind them the smell of sour milk and a most welcome silence. Все еще ревущих младенцев в хаки погрузили на тележки и укатили, остался только кисломолочный запах, и наконец-то наступила тишина.
One of the students held up his hand; and though he could see quite well why you couldn't have lower-cast people wasting the Community's time over books, and that there was always the risk of their reading something which might undesirably decondition one of their reflexes, yet ... well, he couldn't understand about the flowers. Один из студентов поднял руку: он, конечно, вполне понимает, почему нельзя, чтобы низшие касты расходовали время Общества на чтение книг, и притом они всегда ведь рискуют прочесть что-нибудь способное нежелательно расстроить тот или иной рефлекс, но вот цветы... насчет цветов неясно.
Why go to the trouble of making it psychologically impossible for Deltas to like flowers? Зачем класть труд на то, чтобы для дельт сделалась психологически невозможной любовь к цветам?