Б. С.: — Преимущества электронной книги перед бумажной слишком очевидны. Разумеется, «бумага переживет компьютер», — просто удельный вес ее в культурном бытии станет заметно меньше. Как сделался уже в прошлом веке заметно меньше культурный вес театра в сравнении с кино. Вы просто поспрашивайте своих знакомых: как часто последние годы они посещали театр? А кино? Ответы производят ошеломляющее впечатление. Особенно, когда понимаешь, что и кино не главенствует сегодня, а — видеоплейеры и компьютерные игры. Такое впечатление, что не столько даже Всемогущий бог Электроники побеждает Мельпомену, Терпсихору и братьев Люмьер, сколько маленькая отдельная комнатка со своим собственным столом и своим экранчиком побеждает многолюдные и роскошные храмы зрелищ.
«AиФ»: — То есть, эта самая маленькая комнатка со столом и экранчиком — и есть конечная цель эволюции человека и общества? Венец творения — «одиночество в Сети»? А как же — «Хлеба и зрелищ!»? Значит ли это, что мы идем к обществу аутистов — Миру Замкнувшихся в Себе?
Б. С.: — Я не взялся бы делать столь далеко идущие выводы, опираясь всего лишь на ощущение, что образовался большой слой «аутистов», адептов и поклонников компьютерного экрана. Просто надо иметь в виду, что такого рода «зрелища» теперь тоже овладели миллионными массами, оторвав Человека Развлекающегося от театра, стадиона, 3D и всего прочего. Некий новый социальный фактор, и более — ничего. Я не говорю уж о том, что, на мой взгляд, тихий «аутист» существо несомненно более привлекательное и даже вполне человекообразное, в сравнении с обожравшимся пивом тиффози, готовым крушить все и вся во имя любимой команды.
О неумолимости рока
«AиФ»: — Вы как-то заметили: «Религия — прибежище слабых и одиноких…». А как же инквизиция, крестовые походы, прошлые и нынешние религиозные войны с их терроризмом и немилосердной резней? Все это тоже — от одиночества, слабости и убогости?
Б. С.: — Здесь нет никакого противоречия. Религия — явление сложное и даже сверхсложное. Религия прибежище слабости, это верно, но религия же (если понадобится) — безотказная школа ненависти и жестокости. Нет религии без фанатизма, а самое естественное проявление фанатизма — жестокость.
«AиФ»: — «Мне приходилось слышать и читать, — сказали вы, — что лучший солдат — это, конечно, профессионал, но из дилетантов лучше всего воевали добрые, честные, чистые люди, не имеющие богатого «отрицательного опыта». Богатые опытом уголовники воевали гораздо хуже». А почему? Разве бою не главное — жестокость, месть и умение убивать? То есть именно отрицательный опыт?
Б. С.: — По моему глубокому убеждению, главное в бою это способность и умение преодолеть страх смерти. Никакого отношения к «отрицательному опыту» эти человеческие качества не имеют. Уголовники жестоки и умеют убивать, но невозможно представить себе такую нравственную идею, во имя которой они готовы были бы преодолеть инстинкт самосохранения. Для этого они, как правило, слишком «конкретны» и незамысловаты.
«AиФ»: — Историки говорят, что перед Первой и Второй мировыми войнами народы были уверены в непоколебимости мира. Никто, мол, не хотел войны, тем более тотальной, и тем более — взаимного уничтожения миллионов. Тем не менее, мир был втянут в мясорубку. Сейчас, вроде бы, все тоже (кроме террористов и адептов воинствующих конфессий) против всеобщей бойни. В чем сегодня проявляется неумолимость рока?
Б. С.: — И перед Первой, и перед Второй вовсе не все народы были настроены миролюбиво. Чего там только не было в идеологиях того времени! И жажда реванша. И открытые стремления к мировому господству. И расовые теории, обосновывавшие покорение неполноценных народов. И классовые теории, призывающие: «весь мир насилья мы разрушим до основанья…» Агрессивные милитаристские силы и государства существовали всегда. Они и сейчас есть. Вы же сами их называете. Это Старый Добрый Богатый мир малость подуспокоился последнее время, осознав (прямо по Шварцу), что проще, экономнее, политкорректнее «ку…», чем «у…» (Учитывая, опять же, существование ядерного меча). Но есть ведь еще мир бедный, отставший, оказавшийся «Третьим». И есть «пассионарная» исламская идея — очень простая, однозначно делящая всех на «своих» и «чужих», обещающая Великий передел собственности — рай тому воину, который победит, и — рай воину, который падет в бою. Я не стал бы преувеличивать степень этой угрозы, «неумолимость Рока» все еще на стороне Большой Экономики, но и настраиваться на безмятежное будущее я тоже не рискнул бы. Хотим мы этого, или не хотим, но время жестоких чудес, как говаривал пан Станислав Лем, еще не миновало.