28 В этих словах вновь проступает обращение к тайному учению. Алхимия – вовсе не просто химическая процедура, как мы понимаем ее сегодня; в гораздо большей степени это процедура философская, особая разновидность йоги (йога тоже стремится вызвать психическую трансформацию). По этой причине алхимики сопоставляли свои transmutatio с церковной символикой преобразования.
29 Врач должен был быть не только алхимиком, но и астрологом[80], ибо вторым источником знаний для него является «небесный свод». В книге «Labyrinthus medico- rum» Парацельс говорит, что звезды небесные должны быть «сведены вместе» и что врачу следует «извлекать из них суждение о небесном своде»[81]. Не владея искусством астрологического истолкования, врач оказывается всего лишь pseudomedicus[82]. Небосвод – не только космические небеса, но и тело, которое выступает частью или содержанием человеческого тела. «Где тело, там собираются орлы. А где лекарство, там собираются и врачи»[83]. Небесное тело (corpus sydereum) есть телесное воплощение астрологических небес[84]. Раз астрологическое «сведение» делает возможной постановку диагноза, оно также указывает на способ лечения. В этом отношении можно сказать, что небесный свод содержит «лекарство». Врачи собираются вокруг небесного тела, как орлы вокруг туши животного, потому что, как говорит Парацельс, прибегая к не слишком-то приятному сравнению, «туша естественного света» покоится на небосводе. Иными словами, corpus sydereum – источник освещения для lumen naturae, «естественного света», который так важен для сочинений Парацельса и для всей его мысли. Данное интуитивно понятие, на мой взгляд, принадлежит к числу достижений величайшей исторической важности, и хотя бы поэтому никто не должен оспаривать неувядающую славу Парацельса. Это понятие оказало немалое влияние на его современников и еще большее – на поздних мистических мыслителей, но его значение для философии в целом и для теории познания в частности пока толком не осознано и еще ожидает своего полного постижения.
30 Врач должен научиться познавать это внутреннее небо. «Ибо если небо ведомо ему лишь извне, он пребудет астрономом и астрологом; а вот если он соотнесет оный порядок с человеком, то познает два неба. Сии два наделяют врача сведениями о той части, на кою воздействует верхняя сфера. Эта [часть?] должна присутствовать без немощи у самого врача, дабы мог он познать Caudam Draconis в человеке, разглядеть Arietem и Axem Polarem, Lineam Meridionalem[85], Восток и Запад». «Из внешнего мы учимся познавать внутреннее». «Посему есть в человеке твердь, как на небесах, но не цельная; оных две. Ибо длань, отделившая свет от тьмы, и длань, сотворившая небо и землю, совершила то же самое в микрокосме внизу, забрав сверху и замкнув в кожу человеческую все, что есть на небе. По этой причине внешние небеса есть проводник к небесам внутри. Каков же тогда врач, не ведающий неба внешнего? Ведь мы живем на том же небе, и оно раскинуто перед нашим взором, тогда как небо внутри нас – не перед глазами, а за ними, и потому мы не можем его видеть. Кто способен зреть сквозь кожу? Никто»[86].
31 Невольно вспоминается кантовское изречение – «звездное небо надо мной и нравственный закон во мне»[87]– тот «категорический императив», который, говоря психологически, занял место Heimarmene (принуждения от звезд) стоиков. Не может быть никаких сомнений в том, что Парацельс пребывал под влиянием герметического представления о «небе вверху и небе внизу»[88]. В своих рассуждениях о внутреннем небе он сумел узреть вечный изначальный образ, заложенный в нем самом и во всех людях, воспроизводимый всегда и всюду. В каждом человеческом существе, говорит он, есть особое небо, цельное и нерушимое. «Дитя, будучи зачатым, уже наделено небом»[89]. «Как великое небо раскинуто, так оно запечатлевается при рождении»[90]. У человека есть «Отец небесный, а также воздушный, он как дитя, сотворенное и рожденное из воздуха и из тверди». Linea lactea[91]прочерчен на небе и в нас. «Galaxa пролегает сквозь чрево»[92]. Полюса и зодиак также находятся в человеческом теле. «Необходимо, – говорит он, – чтобы врач распознавал асценденты, конъюнкции, экзальтации[93] и прочие положения планет, чтобы понимал и знал все созвездия. Если он познает все внешне в Отце, то, следовательно, он будет знать их в человеке, пускай число людское столь велико, и будет знать, где найти небо с его соответствием в каждом из нас, отыскать здоровье и болезнь, начало, конец и смерть. Ибо небо есть человек, а человек есть небо, и все люди суть одно небо, а небо – всего один человек»[94]. Упомянутый «Отец небесный» – само звездное небо. Небо – homo maximus, а небесное тело – воплощение homo maximus в индивидууме. «Человек рождается не от человека, ибо первый человек не имел прародителя, но был сотворен. Из сотворенной материи вырос Limbus[95], а из Limbus был сотворен человек, коий в нем и остался. А раз так, то его надо постигать через Отца, а не через себя самого, потому что он заключен в кожу (и через оную никто не может видеть, и происходящее внутри скрыто). Ибо внешнее небо и небеса внутри – суть одно, но состоят они из двух частей. Как Отец и Сын – это двое [стороны единого Божества], так и анатомия одна [с двумя сторонами]. Кто познает одно, тот познает и другое»[96].
84
Человеческое тело соответствует вышним звездам. Ср. в Paragranum: «Как на небесах, так и в теле звезды плавают свободно и чисто и испускают незримые лучи, подобно арканам». –
87
Фраза из заключения к «Критике практического разума», перевод Н. Соколова. –
88
Парацельс определенно был знаком с Tabula smaragdina («Изумрудной скрижалью»), классическим текстом средневековой алхимии, где говорится: «Quod est inferius, est sicut quod est superius. Quod est superius, est sicut quod est inferius. Ad perpetranda miracula rei unius» («То, что внизу, подобно тому, что вверху. То, что вверху, подобно тому, что внизу. Вот чудо свершившееся»). –
92
Зд. «видимое звездное небо» (
93
В астрологии конъюнкция – соединение (парад) небесных тел, экзальтация – местоположение в зодиаке, при котором планета обретает наибольшую «силу воздействия». –