34 Названия болезней также должны соотноситься с астрологией, как и анатомия, которая для Парацельса означала астрофизиологическое представление о человеке, «соответствие machina mundi»[107], вовсе не похожее на анатомию в понимании Везалия[108]. Недостаточно просто вскрыть тело, уподобившись «крестьянину, глядящему на Псалтирь»[109]. Для Парацельса анатомия была сродни анализу, потому он и утверждал: «Magica есть Anatomia Medicinae[110]. Magica расчленяет corpora [тело] врачевания»[111]. А еще анатомия – это своего рода воспоминание изначального знания, врожденного человеку и явленного посредством lumen naturae[112]. В трактате «Labyrinthus medicorum» он говорит так: «Скольких усилий и тяжких трудов стоило Mille Artifex[113]вырвать эту анатомию из памяти человеческой, заставить забыть это благородное искусство и внушить вместно оного суетные упования и прочие нелепости, в коих нет искусства, но кои бесполезно поглощают все время, отведенное человеку на земле! Ибо тот, кто ничего не знает, ничего и не любит… а кто понимает, тот любит, наблюдает и видит»[114].
35 Что касается названий болезней, Парацельс считал, что эти названия следует выбирать в соответствии со знаками зодиака и планетами – к примеру, Morbis leonis, saggitarii, martis[115] и т. д. Но сам он редко придерживался этого правила, забывал довольно часто, как именно назвал ту или иную хворь, и придумывал для нее новое имя (вот еще почему, к слову, столь непросто разобраться в его сочинениях).
36 Итак, мы видим, что для Парацельса этиология, диагностика, прогнозы, лечение, нозология, фармакология, фармацевтика и (далеко не в последнюю очередь) повседневные тяготы врачебной практики были напрямую связаны с астрологией. Он увещевал своих коллег: «Врачам всем до единого нужно стараться вызнать причину удач и бед; кто на сие не способен, тому надлежит сторониться врачевания»[116]. Можно истолковать эти слова так: если указания, извлекаемые из гороскопа больного, оказываются неблагоприятными, врач вполне может отказаться от лечения, – а это поистине желанная возможность в те суровые времена, как мы знаем по врачебной карьере великого доктора Кардана[117].
37 Помимо изучения алхимии и астрологии врач должен быть и философом. Что Парацельс подразумевал под словом «философия»? В его понимании это было некое учение, ничуть не похожее на нынешние представления. Для него философия была, если угодно, «оккультной». Нельзя забывать, что Парацельс был истовым алхимиком до мозга костей и что его «натурфилософия» проистекала не столько из размышлений, сколько из опыта. В алхимической традиции philosophia, sapientia и scientia[118]считались, по сути, одним и тем же. Да, их воспринимали как абстрактные идеи, но почему-то воображали, неким диковинным образом, как частично материальные – по крайней мере, как принадлежащие материи[119] – и обозначали соответственно. Потому-то они представали в форме ртути (или Меркурия), свинца (или Сатурна), золота (или Aurum non vulgi), соли (или sal sapientiae), воды (или aqua permanens)[120], и т. п. Эти субстанции считались тайными, и сама философия тоже признавалась тайным учением. На практике это означало, что философия как бы скрывалась в материи и могла быть выявлена[121]. Перед нами, совершенно очевидно, психические проекции, то есть примитивное состояние ума, еще достаточно широко распространенное во времена Парацельса, и главным признаком такого ума является бессознательное тождество субъекта и объекта.
108
Андреас Везалий – европейский врач и анатом, основоположник анатомии как науки, младший современник Парацельса. –
117
Имеется в виду Дж. Кардано – итальянский математик, инженер, философ, врач и астролог. Автор подразумевает историю с составлением гороскопа Христа, из-за чего Кардано обвинили в ереси, и ему пришлось бежать. –
119
Отсюда странное, но характерное словоупотребление алхимиков, например: «Illud corpus est locus scientiae, congregans illam» («Тело сие средоточие науки, воедино его собирающей» и т. д. (
121
См. Liber quartorum (X век), которая прямо говорит об «извлечении мысли». Соответствующий отрывок гласит: «Sedentes super flumina Eufrates, sunt Caldaei, stellarum periti, et judiciorum earum, et sunt priores, qui adinvenerunt extrahere cogitationem» («Кто сидит у реки Евфрат, те халдеи, в звездах сведущие и судящие о них; оные первыми стали мысли извлекать»). Эти жители берегов Евфрата – по всей видимости, сабеи или харраниты, чьей научной деятельности мы обязаны сохранением немалого числа ученых трактатов александрийского происхождения. Здесь, как и у Парацельса, алхимическая трансформация связывается с влиянием звезд. В том же отрывке говорится еще: «Qui sedent super flumina Eufrates, converterunt corpora grossa in speciem simplicem, cum adiutorio motus corporum superiorum» («Кто сидит на берегу Евфрата, тот превращает грубые тела в простую видимость посредством движения высших тел», см. Theathrum chemicum, 1622, V). Ср. «извлечение мысли» со словами Парацельса – мол,