Читать онлайн "О духовных явлениях в искусстве и науке" - Юнг Карл Густав - RuLit

³⁸ Эти подготовительные замечания могут помочь нам понять вопрос Парацельса: «Что есть природа, кроме философии?»[122]«Философия» – в человеке и вне человека. Она подобна зеркалу, которое сочетает в себе четыре элемента мироздания, ибо в них-то и отражается микрокосм[123]. Последний познается по «матери»[124], то бишь по стихийной «материи». На самом деле существуют две «философии», которые относятся к низшей и высшей сферам бытия. Низшая философия изучает минералы, тогда как высшая обращена к astra [звездам]. Ясно, что здесь он подразумевал астрономию, из чего можно заключить, что разделение между философией и scientia было почти мнимым. Все становится наглядным, когда мы узнаем, что философии надлежит говорить о земле и воде, а астрономии – о воздухе и огне[125]. Как и философия, scientia присуще от рождения всем живым существам, а потому, скажем, грушевое дерево порождает плоды лишь благодаря этому scientia. Это скрытое в природе «влияние», и требуется «магия» для раскрытия тайны. «Все остальное – суетное заблуждение и безумие, зачинающие фантазмы». Дар scientia подлежит «алхимической возгонке до наивысшей степени»[126], то есть его нужно перегонять, сублимировать и очищать, подобно химическому веществу. Если врачу неведомо «scientia природы», он «станет только кашлять и лепетать, но ничего не будет знать наверняка»[127].

³⁹ Ничуть не удивительно поэтому, что философия предполагает деятельный труд. В трактате «Fragmenta Medica» читаем: «В философии заключено познание, полная глобула, и достигается оно посредством practica… Ведь философия есть не что иное, как practica globuli или sphaerae[128]… Философия учит распознавать силы и свойства земного и водяного… и потому, рассуждая о философии, скажу, что есть философы на свете и есть философ в человеке, ибо один философ принадлежит земле, другой воде» и т. д.[129] В человеке таятся и «философ», и «алхимик», которым, как уже отмечалось, олицетворен чревом. Та же философствующая функция выявляется в земле и может быть из нее «извлечена». Practica globuli, упомянутая в тексте, означает алхимическую обработку massa globosa, или prima materia[130] – тайной субстанции; следовательно, философия есть фактически алхимическая процедура[131]. Для Парацельса философское познание являлось деятельностью объекта, потому он и говорит о «бросании»: объект «отбрасывает» свое значение в человека. «Дерево … дает имя дереву без [помощи] алфавита»; оно называет себя и содержит себя, как и звезды, в каковых заключены их собственные «небесные суждения». Посему Парацельс может утверждать, что «Архасий»[132] в человеке «притягивает к себе scientiam atque prudentiam»[133]. Более того, он смиренно и откровенно признается: «Разве человек способен что изобрести из себя или через себя? Этого мало, чтобы залатать хотя бы дырку на штанах»[134]. А еще целый ряд врачебных искусств преподается «бесами и духами»[135].

⁴⁰ Не стану далее нагромождать цитаты, поскольку уже должно быть ясно, что врачебная «философия» относится к тайным учениям. Вследствие этого нас не удивляет, что Парацельс был большим поклонником магии и Ars cabbalistica – «Gabal»[136]. Врач, не сведущий в магии, говорит Парацельс, сродни «благонамеренному безумцу, более склонному к обману, нежели к истине… Магия – Praeceptor и… Paedagogus»[137]. Соответственно, Парацельс изготавливал во множестве амулеты и магические печат[138]и и потому отчасти заслужил обвинения в занятиях магией. Предрекая, каковы окажутся врачи грядущих времен (ему было свойственно заглядывать в будущее), он говорит: «Они будут geomantici, будут adepti, будут archei, будут spagyri, овладеют Quintum esse»[139]. Что ж, химическая греза алхимии осуществилась, а Парацельс предвидел то положение, которое химии суждено было занять в современной медицине.

⁴¹ Прежде чем завершить свой слишком краткий очерк, я хотел бы указать на важнейшую особенность парацельсовской методы – на психотерапевтическую ее сторону. Парацельс придерживался древнего искусства «зачарования» болезней (папирус Эберса[140]содержит обилие прекрасных примеров этого искусства из древнего Египта[141]) и называл свой метод Theorica [теоретическим]. Он признавал наличие Theorica Essentiae Curae и Theorica Essentiae Causae [сущностной теории исцеления и сущностной теории причин], но уточнял, что «Theorica curae et causae сокрыты вместе и нераздельно едины». Врачу нужно сообщать больному ровно то, что определяется его собственной природы: «Он должен быть цельным и совершенным, иначе он ничего не отыщет». Свет природы посылает ему наставления, он должен действовать интуитивно, ибо лишь озарения позволяют постигать «textus libri Naturae» [ «содержание книг Природы»]. Значит, «врач-теоретик» (teoricus medicus) должен вещать устами Божьими, ибо врач и его лекарства сотворены Господом[142]; как богослов черпает истину из Священного Писания, так врач черпает ее из света природы. Theorica – это «religio medici» [медицинская религия]. Парацельс приводит пример того, как следует практиковать искусство и как нужно говорить с больным: «…Или хворающий отеком твердит, что у него зябнет печень и т. д., а потому он склонен к водянке. Такие причины слишком очевидны. Но если сказать, что причина – метеоритное семя, которое превратилось в дождь, а тот просачивается сверху, из mediis interstitius[143], в нижние органы, отчего семя сделалось полосой воды, прудом или озером, то это будет куда вернее. Словно смотришь на чудесное и ясное, безоблачное небо, и вдруг появляется облачко, каковое растет и зреет, а скоро начинаются ливень, град, буря и прочее. Вот как нужно рассуждать об основаниях врачевания болезней»[144]. Нетрудно заметить, сколь убедительно все это должно было звучать для пациента: метеорологическое сравнение заставляет воображать «осадки», «шлюзы тела» незамедлительно открываются, и в результате асцит «оттекает». Даже при органических заболеваниях подобную психическую стимуляцию нельзя недооценивать; на мой взгляд, многие чудесные исцеления, приписываемые Парацельсу, можно проследить до этой замечательной Theorica.