II. Парацельс как врач
Выступление перед Швейцарским обществом истории медицины и естественных наук на ежегодном собрании Общества исследований природы 7 сентября 1941 г. в Базеле в ознаменование 400-летия со дня смерти Парацельса. Первая публикация: «Schweizerische medizinische Wochenschrift» (Базель), 81 (1941): 40, 1153–1170. Книжное издание: «Paracelsica. Zwei Vorlesungen über den Arzt und Philosophen Theophrastus» (Цюрих, 1942 г.).
18 Всякий, кто хоть сколько-нибудь знаком с сочинениями этого великого врача, чьей памяти мы воздаем должное сегодня, знает, что невозможно в одной лекции уместить все достижения, которые сделали имя Парацельса бессмертным. Он пронесся по своей эпохе поистине как буря (Sturmwind), вырывая с корнем все подряд и оставляя за собой груду обломков. Подобно извергающемуся вулкану, он опустошал и разрушал, но одновременно оплодотворял и оживлял. Невозможно судить его по справедливости: этого человека можно только недооценивать или переоценивать, и потому, сколько бы усилий ни приложил, всегда будешь оставаться неудовлетворенным собой в попытках постичь характер и разнообразие дарований и свершений Парацельса. Даже если сосредоточиться лишь на Парацельсе-«враче», этот врач предстает перед нами в таком обилии проявлений и столь часто меняет облик, что любой его словесный портрет неизбежно грозит превратиться в лоскутное одеяло. Поразительные по своему содержанию литературные труды Парацельса здесь почти не помогают, не устраняют общего впечатления путаницы; к тому же не будем забывать, что по сей день ряд наиболее важных его произведений подвергается сомнениям с точки зрения их подлинности, а в самих текстах встречается чрезвычайно много противоречий и загадочных терминов, которые делают Парацельса одним из величайших tenebriones[35]той эпохи. В нем все чрезмерно преувеличено, все как-то чересчур и в избытке. Длинные и унылые рассуждения – по сути, полнейшая чепуха – чередуются с вдохновенными озарениями, столь глубокими и проницательными, что никак не удается отделаться от неприятного ощущения: быть может, ты каким-то образом упустил из виду основную нить его доводов.
19 К сожалению, не могу ни назвать себя специалистом по Парацельсу, ни притязать на всеохватное знакомство с его Opera omnia[36]. Если кому-либо понадобится по роду деятельности обратиться к чему-либо в той эпохе, помимо самого Парацельса, то вряд ли он сумеет добросовестно и скрупулезно изучить две тысячи шестьсот страниц издания Хузера 1616 года или еще более полное издание Зюдхоффа. Парацельс – это океан или, выражаясь более пристрастно, первозданный хаос, алхимический тигель, в который люди, боги и демоны той великой поры (речь о первой половине шестнадцатого столетия) щедро вливали свои гуморы[37]. Первым бросается в глаза при чтении его произведений желчный и сварливый норов автора. Он постоянно бранит ученых врачей, нападает на признанные авторитеты вроде Галена, Авиценны, Разеса[38] и прочих и не щадит всех остальных. Единственными исключениями (кроме Гиппократа) для него выступают алхимические светила – Гермес, Архелай, Мориен[39] и другие; их он цитирует с одобрением. В целом он не нападает ни на астрологию[40], ни на алхимию, ни на какие-либо народные суеверия. Потому его произведения – кладезь полезных сведений для фольклористов. Лишь несколько трактатов, вышедших из-под пера Парацельса (не считая богословских), избавлены от фанатичной ненависти к ученой медицине. Снова и снова натыкаешься в его сочинениях на яростные выпады, за которыми явно стоят общая озлобленность и личные обиды. Совершенно ясно, что это уже не объективная критика; это плод многочисленных личных разочарований, особенно горьких вследствие того, что Парацельс не осознавал собственных недостатков. Я упоминаю об этом факте не для того, чтобы привлечь внимание к личной психологии, а для того, чтобы подчеркнуть одно из главных впечатлений от его сочинений; именно такое впечатление выносит читатель. Едва ли не на каждой странице мы наблюдаем человеческую, зачастую слишком человеческую[41]печать этой странной и могущественной личности. Говорят, что его девизом было выражение «Alterius non sit, qui suus esse potest» («Да не станет чужим тот, кто может быть собой»[42]); если тут подразумевалась безжалостная, чтобы не сказать – жестокая, приверженность свободе, то, конечно, у нас нет недостатка в литературных и биографических доказательствах свободолюбия Парацельса. Между прочим, эта склонность к мятежу и суровость нрава резко противоречили его привязанности к церкви и тому мягкосердечию и сочувствию, какие он проявлял по отношению к своим пациентам, в особенности к обездоленным.
37
В натурфилософии гуморы – четыре основные жидкости тела: кровь, слизь, желтая и черная желчь. –
39
Гермес Трисмегист – легендарный философ и пророк, автор теософского по духу учения, излагаемого в известных под его именем книгах и отдельных отрывках. Архелай – древнегреческий натурфилософ, считается учителем Сократа; утверждал, что мир был сотворен сгущением и разрежением первоначал. Мориен – легендарный христианский отшельник конца VII века, автор алхимического трактата, с которого фактически началось увлечение Запада алхимией (опубл. в 1559 г.). –
40
По крайней мере, не нападает прямо, однако он решительно отвергает всевозможные суеверные злоупотребления астрологией. –
41
В работах Юнга регулярно встречается эта отсылка к одноименному сочинению Ф. Ницше. –
42
Перевод выполнен по немецкому тексту; ср. перевод того же выражения с латыни в предыдущей статье (абз. 7). –