Гофмансталь изображает лорда Чендона, как человека гибнущего и сознающего свою гибель. Но это сознание, не вполне честно. Остается невыясненным, не являются ли нервические пароксизмы Чендона чем-то высшим в сравнении со строем чувства "обыкновенных людей". Читая критические этюды самого Гофмансталя, мы в них найдем образцы произведений, дающих надежду на спасение искусства: новеллы Вассермана, картины Ван-Гога. Ясно, что вся "критика" Гофмансталя прославляет тип декадента как вершину утонченности и мудрости.
Оживление, превосходящее меру, или мертвенность — так пророчески определил Гете вырождение, охватившее искусство в XX веке. Мы думаем, что не изменим основному смыслу этих слов, если скажем, что обе противоположности соединились в декадансе буржуазного искусства настолько, что трудно проследить, где они переходят друг в друга. Нет лучшего способа охарактеризовать "чендонизм", как просто повторить слова Гете.
Мы снова пришли к тому, о чем говорили вначале: экзальтация и отупение — это общие психологические черты, сопутствующие привычке к бесчеловечности последнего периода капиталистического упадка, — привычке, отвечающей классовым интересам буржуазии. Бессодержательное возбуждение не только не нарушает болотной неподвижности привычки, но еще ее и поддерживает. Чем "возвышенней" мнимые взлеты, чем "критичнее" аллюры мнимого "борца с мещанством", тем хуже; независимо от желания отдельных художников, все эти "бунтарские" эксцессы упадочного искусства входят в систему тех явлений, которые служат защите империализма от угрозы со стороны трудящихся масс. В стихийной основе, из которой вырастает это искусство, содержатся в зачатке оппозиционные или даже революционные настроения. Но в том случае, когда искусство продолжает оставаться на почве стихийности и пытается оправдать стихийность теоретически, образно или "критически", перед ним нет иной перспективы, как монотонная и бесплодная смена истерии и отупения.
4. Актуальность проблемы
Трагедии искусства, которой были посвящены первые главы нашей статьи, приходит конец, когда побеждает социализм. Не может быть ни розни, ни вражды между искусством и жизнью, когда уничтожены эксплоатация и угнетение трудящихся, когда народ сам строит общественную жизнь.
Но теряют ли для социалистической культуры всякий интерес художественный опыт последних столетий и уроки, которые можно извлечь из исторического материала, руководясь гениальными принципами Ленина? И можно ли считать, что как только социализм победил и упрочился, все старые вопросы искусства отходят в прошлое и перестают быть актуальными?
Мы полагаем, что такое мнение было бы неверно.
Напомним, что вопрос, который мы разбирали, тесно связан с вопросом о бюрократизме как общественном явлении. И до тех пор, пока мы не можем сказать, что бюрократизм исчез без следа, мы обязаны внимательно исследовать его проявление в различных областях, в том числе в искусстве, чтобы успешно с ним бороться, не оставляя ему нигде убежища.
Само собой разумеется, в обществе, где эксплоататорские классы уничтожены, бюрократизм уже не тот, что был при капитализме; соответственно, и в искусстве его значение, сила и формы становятся другими. Но, пока существует бюрократизм, борьба против бюрократических тенденций в идеологии не перестанет быть актуальной задачей.
В 1918 году Ленин призывал к решительному искоренению бюрократизма и позднее не раз подчеркивал, что это задача длительного порядка и первостепенной важности.
И Ленин и Сталин рассматривают бюрократизм, как вредное наследие капитализма, усиленное экономической и культурной отсталостью царской России. Уничтожение бюрократизма входит, следовательно, как часть, в общий сталинский план ликвидации пережитков капиталистического общества.
Уже это показывает, как глубоко различие в постановке проблемы до победы социализма и после нее: для капитализма бюрократия — важная, неотъемлемая составная часть системы; для социализма — чужеродное тело. Даже сопротивление бюрократическому "духу" со стороны отдельных буржуазных идеологов выражает лишь тот факт, что все передовое и ценное в этом обществе может проявлять себя не иначе, как в непрерывной борьбе против стихийного действия специфических социальных закономерностей капитализма. Противоречие между прогрессом и реакцией представляет собой существенную черту капитализма и от него неотделимо.
Совсем по-другому обстоит дело в обществе социалистическом. Бюрократизм воздвигает стону, за которой удобно укрыться врагам социализма, под прикрытием которой им легче маневрировать. Бюрократическое отношение к любому вопросу, — есть ли в этом отношении злостный умысел или нет, все равно, — мешает экономическому и культурному развитию социализма.