22. Поскольку [интеллект] познает все, [Аристотель] заключает, что происходит так, что ему самому не случается обладать какой-либо определенной природой из тех чувственно воспринимаемых вещей (natura), которые он познает "но он обладает только такой природой, потому что он есть возможностный" [36], то есть [находится] в потенции по отношению к тому, что он мыслит, насколько это заложено в его природе. Но он становится действительным, когда мыслит это актуально, подобно тому, как чувство в акте делает чувственно ощущаемое актуальным, о чем было сказано выше во 2-ой [книге]. Поэтому [Аристотель] делает вывод, что интеллект перед тем как мыслить актуально "не есть что-либо актуальное из существующего" [37]. Это противоречит тому, что говорили Древние, будто все существует актуально.
23. И так как он упомянул изречение Анаксагора, который рассуждает об интеллекте, властвующем над всеми [вещами], то чтобы не думали, будто его вывод касается того интеллекта, [Аристотель] применяет такой оборот речи: "Итак, то, что называется интеллектом в душе, (я подразумеваю под интеллектом то, чем душа рассуждает и постигает), не есть что-либо актуальное" [38] и т.д. Отсюда проистекают две [вещи]: во-первых, здесь говорится не об интеллекте, который есть некая отделенная субстанция, но об интеллекте, названном им выше потенцией и частью души, при помощи которого душа мыслит; во-вторых, сказанным выше он доказал, что интеллект не обладает актуальной природой: однако до сих пор он еще не доказал, не есть ли интеллект - сила (virtus) (4) в теле, как говорит Аверроэс, но тотчас же выводит это из посылок так, как следует: "Поэтому нет разумного основания [считать], что сам [интеллект] смешан с телом" [39].
24. И второе он выводит из первого, уже выше им доказанного, а именно, что интеллект актуально не имеет ничего от природы чувственно ощущаемых вещей. Отсюда ясно, что он не смешивается с телом, ибо если бы он смешивался с телом, то имел бы какую-либо из природ телесных, и вот что он добавляет: "Ведь иначе он станет обладающим каким-нибудь качеством, горячим или холодным, если бы, подобно [способности] ощущения, имел некий орган" [40]. Ибо чувство соразмеряется со своим органом и некоторым образом привязывается к своей природе. Поэтому, в зависимости от изменений органов, изменяется и деятельность чувства. Это понимается так: "[интеллект] не смешивается с телом", поскольку у него нет органа, как у чувства. А то, что интеллект, [существующий] в душе, не имеет органа, он проясняет высказыванием тех, кто утверждал, что "душа - это место видов (species)" [41], понимая это место в широком смысле для всякого воспринимающего [свойства], по обычаю платоников; не душе в целом свойственно быть только местом для видов, но лишь интеллектуальной [части]: ведь чувственно ощутительная часть не воспринимает виды сама по себе, но посредством органа. Часть же интеллектуальная не воспринимает через орган, но сама по себе. Равным образом она не есть такое место видов, которое имеет их в действительности, но только в возможности.
25. Поскольку он уже показал, что подобает интеллекту на основании его сходства с чувством, он возвращается к первому [вопросу], который гласил "надлежит интеллектуальной части быть ничего не претерпевающей" [42]. И с изумительной тонкостью он выводит из ее подобия чувству ее отличие. Таким образом, он последовательно показывает, что "чувство и интеллект суть непретерпевающие не в одинаковом смысле", так как чувство разрушается при избытке ощущаемого, но не интеллект при избытке умопостигаемого. И он указывает причину этого на основании доказанного выше: "поскольку чувственная [способность] не существует без тела, интеллект же отделен" [43].
26. Однако эти последние слова используют [аверроисты], для обоснования своего заблуждения, желая благодаря этому получить, что интеллект не есть ни душа, ни часть души, но некая отделенная субстанция. Но они быстро забывают, что несколько выше говорил Аристотель: ведь там говорится, что "[способность] ощущения не существует без тела, а интеллект [от него] отделен" [44], как сказал и выше, что интеллект стал бы "качеством или горячим или холодным, если бы подобно [способности] ощущения, имел некий орган" [45]. И на том же основании в этом месте говорится, что [способность] ощущения не существует без тела, интеллект же отделен, так как чувство обладает органом, а интеллект - нет. В этих словах Аристотеля наиболее ясным и несомненным образом проявляется, что его мнение о возможностном интеллекте было таково: интеллект - это нечто принадлежащее душе, которая есть акт тела. Однако интеллект, [существующий] в душе, не имеет никакого телесного органа, как имеют его другие способности души.
27. Каким образом возможно, что душа есть форма тела, а некоторая сила души не есть сила (virtus) тела, это нетрудно понять, если бы кто принял во внимание [происходящее] с другими вещами. Ведь мы видим во многих [вещах], что некоторая форма есть акт тела, смешанного из элементов, и которая, однако, имеет некую способность. Эта последняя не является способностью никакого другого элемента, но соответствует той форме на основании высшей причины, например, небесного тела: как магнит обладает способностью притягивать железо, а яшма - способностью сворачивать кровь. Постепенно, мы замечаем, поскольку есть формы большего [или меньшего] достоинства, что формы имеют способности все более и более возвышенные по сравнению с материей; потому наивысшая из форм, которая есть человеческая душа, имеет способность, которая полностью превосходит телесную материю, а именно интеллект. Таким образом, интеллект отделен, так как не является способностью, [находящейся] в теле; но он есть способность, [находящаяся] в душе; душа же есть акт тела.