Когда же закончились вызванный террором страх и пропагандой энтузиазм, а западные экономики вступили в постиндустриальную стадию развития, отсталая социалистическая экономика еще некоторое время держалась на плаву за счет экспорта природных ресурсов и высоких цен на углеводороды. Однако затем, когда случилось обвальной падение, завышенных в несколько раз по сравнению со средними издержками производства, нефтяных цен, дела пошли еще хуже. Падение коммунизма ускорили ненависть к власть предержащим, живущим в привилегированных условиях, при лживом декларировании равенства, а также возросшее национальное самосознание, насильно удерживаемых в коммунистической империи, народов.
За несколько месяцев до краха Советского Союза, главный политический оппонент коммунистической партии, Борис Ельцин, на одном из митингов заявил, что коммунистический эксперимент был кем-то насильно навязан России или случился по злой воле судьбы. Из сказанного мною понятно, насколько это высказывание было далеко от понимания реальности, что, собственно, и подтвердило его последующее неудачное правление (41).
ГЛАВА IV
Теории социальных изменений
Содержание этой главы посвящено краткому изложению и критике ряда философский теорий социальных изменений, а именно: теорий общественного договора Томаса Гоббса, Джона Локка и Жан-Жака Руссо; утилитаризма Джереми Бентама и Джона Стюарта Милля; идеалистического историзма Вильгельма Фридриха фон Гегеля и исторического материализма Карла Маркса.
Раздел I
Общественный договор
Вполне возможно, что теорию общественного договора следует считать не только важной политической теорией, но также первой значимой социальной концепцией, которая пыталась пролить свет на природу и причины исторических изменений. Согласно этой концепции первоначально люди жили в так называемом «естественном состоянии», а затем в результате соглашения между ними (заключения договора) возникло государство, появились законы. Впрочем, некоторые склоны считать, что Гоббс, Локк и Руссо сами не верили в реальность существования «естественного состояния», а использовали его в качестве теоретической модели, позволяющей, устранив различного рода культурные наслоения в виде морали или права, показать истинную природу человека (42).
Как бы там ни было на самом деле, жизнь в «естественном состоянии» каждым из них, вследствие особого восприятия природы человека, понималась по-разному. Так Гоббс полагал, что в «естественном состоянии» отсутствует всякая регламентация общественной жизни. В таких условиях единственное действенное средство достижения своих целей – грубая сила; соответственно, общество пребывает в бесконечной «борьбе всех против всех» (43). Однако подобная концепция человека не понравилась некоторым моралистам, в частности, Шефтесбери, утверждавшего, что чувства симпатии к окружающим присущи каждому человеку от природы. Он полагал, что нравственность была распространена и в «естественном состоянии»; помимо этого, выдвигался следующий аргумент: заключение договора, а особенно его последующее соблюдение, оказалось бы невозможным без предшествующего существования морали (44).
Вероятно принимая в расчет подобные доводы, Локк говорил, что люди в «естественном состоянии» обладают нравственным сознанием, существует институт собственности, и каждый человек по закону природы обладает властью охранять свою жизнь, свободу и имущество. Правда, несмотря на это люди все равно испытывают страх друг перед другом, ибо могут оказаться жертвой произвола (45). В свою очередь, Руссо полагал, что изначально в этом состоянии люди были добры друг к другу (его пантеистическая этика близка этике Шефтесбери), но с момента возникновения собственности, когда первый крикнул: «это мое», люди становятся эгоистичными и враждебными по отношению к себе подобным; по этой причине между ними возникает множество конфликтов.