Несомненно, Карл Маркс устранил некоторые недостатки договорной теории, философии Гегеля и утилитаристов. Если Гегель полагал, развитие духовной культуры объективируется в форме конституций и государственного права, то Маркс считал, что материальное производство и производственные отношения приводят в движение культурную сферу. Что именно развитие производительных сил и удовлетворение потребности в экономических благах определяет формы государственного устройства, существование или отсутствие рабов и господ, а культурная деятельность, например, в форме античной религии и философии лишь закрепляет и узаконивает их. Помимо этого, в отличие от утилитаристов в его социальной философии существует реальная творящая историю политическая сила – социальные классы.
Впрочем, несмотря на ряд неоспоримых достоинств, его концепция изобилует множеством спорных моментов: среди прочего, формационный подход и предполагаемая им возможность конца истории содержат в себе явную антинаучную фальсификацию социальной жизни. В частности, Маркс утверждал, что социальные законы изменчивы: при переходе от одной общественно-экономической формации к другой меняются принципы, по которым функционирует общество (к примеру, при первобытнообщинном строе меновая ценность товаров определялась затраченным на их производство рабочим временем, а при капитализме, в связи с появлением капиталистической прибыли – ценами производства). По этой причине в первобытную эпоху, где не частной собственности и при коммунизме, когда происходит обобществление средств производства, экономической эксплуатации не существует, а во всех остальных формациях она имеется. В сущности, единственный неизменный и универсальный социальный закон Маркса – это закон смены исторических стадий и достижение конца истории в виде коммунистической утопии.
Особенностью исторического материализма Маркса является то, что социальная эволюция воспринимается им, главным образом, в форме резких революционных перемен (когда согласно диалектическому закону, количество переходит в качество), изменяющих всю общественную структуру. Однако если бы он рассматривал преимущественно не «качественные» изменения в виде смены общественно-экономических формаций, а постепенное изменение законодательства, тогда возможно он смог бы выявить некие универсальные принципы, в соответствии с которыми функционирует всякое человеческое сообщество, и, соответственно, ложность собственной теории прибавочной стоимости и ее основного вывода об эксплуатации. Правда, для одного из лидеров рабочего движения подобные результаты означали бы крах всей его многолетней практической деятельности.
Здесь следует сделать два важных замечания. Во-первых, некоторой общей чертой и одновременно существенным недостатком, как договорной теории, так и Гегеля с Марксом является их недооценка социальной значимости нравственной системы, относительно государственного права; последний из них – как я уже об этом говорил – и вовсе отрицал внеклассовую общечеловеческую мораль, как буржуазный предрассудок. Во-вторых, главная ошибка историзма Гегеля и Маркса в том, что, по их мнению, в ходе исторического развития происходит полное обновление всей социальной структуры – культурной, религиозной, политической, правовой и экономической сфер жизни. Что касается Маркса, то ему в политических целях – для пропаганды светлого будущего в виде коммунистического рая – несомненно, был выгоден такого рода тотальный историзм. Но, как нам об этом свидетельствует мировая история, в действительности отдельные сферы социальной жизни эволюционируют с разной скоростью, а некоторые и вовсе остаются практически неизменными, несмотря на бурное развитие науки, многократный рост производительных сил и коренное изменений всей экономической структуры: например, культурные традиции народов и патерналистская политическая система в Азии.
Из всего сказанного совершенно очевидно, что представленная мною концепция социальной истории, ядром которой является понимание естественного права, как неотъемлемого права каждого индивидуума на политическую борьбу в соответствии с имеющимися у него ресурсами и возможностями, не содержит ни исторических несоответствий, ни политический фальсификаций, а поэтому гораздо лучше описывает реальность. Согласно этой концепции социальные изменения – происходящие, как правило, вследствие перемен в экономической сфере – приводят к тому, что новый максимум общественного блага достигается посредством некоторых изменений в регуляторных системах, осуществляемых в ходе политической борьбы.