Для меня совершенно ясно, что подобное деление основано исключительно на различиях во внешней форме указанных явлений и противоречит внутреннему единству природы последних; посему его следует отвергнуть. Как я сейчас покажу, в действительности, все регуляторные системы спонтанны и рациональны, и вот почему.
Религиозные догмы и кодексы поведения столь же разумны и рациональны – в этом Гегель был, несомненно, совершенно прав – как и постановления правительства и акты парламента. Очевидно, что сторонники указанной выше классификации не разделяют две одинаково важные, но совершенно различные по своей природе вещи, а именно: разумность религиозных норм и положений с одной стороны, и связанные друг с другом иррациональное поклонение перед ними и исполнение их, с другой.
Конечно, миссия или пророк может дать людям некоторые нормы, которые кажутся совершенно иррациональными и бессмысленными: например религиозное почитание коров и запрет на употребления их мяса в Индии, в которой численность этих животных равняется половине населения и где их содержание стоит немалых затрат. Чтобы религиозный нравственный кодекс соблюдался народом, религия должна содержать некоторые в высшей степени странные нормы, создающие бессмысленные обязанности, исполнению которых, укрепляя веру, содействует исполнению всех прочих чрезвычайно полезных. Этот психологический феномен, по несколько другому поводу, описывает де Монтень в своих “Опытах” следующим образом: “Эти церемонии и есть самое главное: они-то больше всего и действуют: наш ум не может представить себе, чтобы столь необыкновенные действия не опирались на какие-нибудь тайные знания. Как раз их нелепость и придает им такой вес и значение” (86). То, что религия и ее этический кодекс полезны (те же десять заповедей) служит верным признаком ее разумности, которая также проявляется в том, что религиозные вопросы часто решаются наместником Бога на земле или собранием совета, подобно главе государства и парламенту.
Что касается иерархичности принятия правительственных постановлений и законов, то, как я уже сказал, это лишь внешняя форма или видимость, затуманивающая их происхождение. Мнение, что властители или законодатели согласно своей свободной воле приводят народ к успехам или ввергают его в несчастье, не имеет никаких оснований. Политические силы нации возносят лидера вершину власти с целью осуществления общественных перемен; если же он не оправдывает их ожиданий, то поддерживающие его силы рассеиваются и он, лишенный их поддержки, стремительно падает вниз; при этом большинство его декретов тотчас отменяется.
Так как все регуляторные системы рациональны и спонтанны, то эволюция всякого человеческого сообщества по своему характеру есть спонтанная рациональная эволюция. Именно по этой причине в долгосрочном аспекте максимум общественного благополучия достигается механическим (то есть независимым от воли отдельных лиц) путем; и именно поэтому основной утилитаристский принцип выполняется не в результате божественного откровения, мудрости имеющего заранее подготовленный план правителя или собрания законодателей, а только благодаря хаотическому столкновению политических сил.
Раздел III
Природа человека и социальные конфликты
Из сказанного выше о политике можно сделать важный вывод о том, что конфликтность не является ни естественным свойством человеческой природы, как об этом думал Гоббс или сегодня некоторые теоретики конфликта, в частности Кеннет Болдуинг; ни непременным атрибутом социальной жизни на целом ряде ступеней общественного развития, как это предполагал Маркс. Правильно то, что любые социальные конфликты порождаются различием в субъективных оценках индивидов относительно их возможностей; ибо при отсутствии таких различий любые возникающие противоречия разрешались бы, как это предполагает модель идеальной политики, посредством мысленного представления размера политических сил противостоящих друг другу сторон и исхода их столкновения, которое имело бы объективный характер.
В этом случае не было бы никакой нужды в насилии или иных формах политический борьбы, расходах на нее (создание коалиций и т.п.). Затраты на политическую борьбу с общественной точки зрения оправданы только тем, что они помогают через столкновения и конфликты приблизиться к объективным оценкам и оценить способность друг друга прилагать конкретной величины политические силы к достижению тех или иных целей.
Между тем в отсутствии практической нужды в конфликтах им не было бы места и в формирующейся внешними условиями жизни человеческой психологии. Таким образом, согласно своему природному началу человек не зол и не добр. Из тех же самых соображений следует, что живущий в естественном состоянии «первый человек» Гегеля, изображенный им в его “Феноменологии духа”, главной целью жизни которого является «жажда признания» со стороны других людей – плод философской фантазии. Он перепутал причины со следствиями: конфликты не могут рассматриваться в качестве ключевого элемента социальной эволюции – они инструмент оценки баланса политических сил.