Напротив книжного шкафа, в углу комнаты, стоял рояль. В квартире чистота и порядок, особенно на рабочем столе Феликса Эдмундовича. Часто бывая у Дзержинских, я видел, что в семье царит атмосфера взаимного уважения, любви и напряженного творческого труда. Между Феликсом Эдмундовичем и Софьей Сигизмундовной всегда было полное понимание, согласие, основанные на единой высокой цели, скрепленные совместной борьбой. Своего единственного сына Яна Феликс Эдмундович и Софья Сигизмундовна воспитывали просто и скромно, прививали ему уважение к труду. Относясь к сыну ласково и бережно, Феликс Эдмундович вовремя ограждал его от чуждого и наносного. Внушая ему любовь к труду, он говорил:
– Каждый должен научиться хорошо работать и этим заслужить уважение людей.
Ясик был спокойный и общительный мальчик; он охотно и серьезно занимался, особенно любил математику. С детства отличался добротой и отзывчивостью; был хорошим товарищем и другом. Окончив Военно-инженерную академию, Ян стал инженером-строителем, а затем до конца своей жизни работал в ЦК КПСС. Он был такой же скромный, чуткий и трудолюбивый, как его отец, целиком отдавался партийной работе. Все знавшие Яна глубоко уважали его.
Феликс Эдмундович не любил нас поучать, а исподволь, с большим умением, на примерах и фактах показывал, каким должен быть настоящий человек.
Затаив дыхание, слушали мы с Ясиком его рассказы о работе в подполье, о революционерах, ни перед кем не склонявших головы. С большим юмором Феликс Эдмундович изображал незадачливых царских слуг – жандармов, сыщиков и урядников, часто остававшихся в дураках, хотя у них были и власть и оружие. Перед нами возникали безлюдная тайга, бескрайние просторы, могучие реки Сибири, по которым не один раз (туда – по воле царя, а обратно – по своей) плывет заре навстречу неукротимый Юзеф.
…Вспоминал Феликс Эдмундович и свои приключения в детстве. Так, однажды он залез на крышу двухэтажного дома, но, чтобы поскорей вернуться вниз, решил спускаться с крыши по водосточной трубе. Труба была старая, с острыми закраинами. Когда он спускался, железо впивалось в его тело, Феликс разодрал в кровь ноги и руки, но, преодолевая боль, все же достиг земли.
Любил Феликс Эдмундович и пошутить с нами, рассказывал нам иногда разные забавные истории.
С большим одобрением относился он к нашим занятиям спортом. Не раз говорил, что спорт развивает смелость, силу, выносливость и меткость. Хотя Ясик, родившийся в тюрьме, не отличался хорошим здоровьем, Феликс Эдмундович и Софья Сигизмундовна никогда не стремились создать ему какие-либо искусственные условия. Летом мы с Яном ходили босиком и в одних трусах, катались на велосипеде, гребли на лодке, часто купались; были завсегдатаями на спортивном плацу в Кремле, где тогда происходили конноспортивные и легкоатлетические соревнования и играла в футбол местная команда. Зимой ходили на лыжах, катались на коньках…
Мы много читали. Не вмешиваясь в наше чтение, Феликс Эдмундович охотно откликался, когда я делился с ним впечатлениями о прочитанном.
Помню, я с ним беседовал о повести «Шоколад», в которой изображалось падение большевика-подпольщика Зудина. На работу в аппарат губчека он принял кокотку Вальц. Она же, используя доверие и беспечность Зудина, занялась шантажом и взяточничеством, одновременно возобновила свою связь с американским шпионом, участником белогвардейского заговора. Об этом узнали чекисты. За подрыв доверия к Советской власти в условиях белогвардейского наступления Зудин приговаривается к расстрелу.
– Был примерно такой случай, – задумчиво сказал Феликс Эдмундович, – но обобщать не следовало.
Особенно ценил Феликс Эдмундович произведения Алексея Максимовича Горького, его рассказы о людях труда, его автобиографические повести. Со своей стороны Горький, близко познакомившись с Феликсом Эдмундовичем в 1910 году на острове Капри после его побега из сибирской ссылки, увидел в Дзержинском человека редкой душевной чистоты и твердости. В дальнейшем они много раз встречались. И как свидетельство крепнущей дружбы дарственная надпись писателя на заглавном листе ею произведения «В людях»: «Дорогому Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому с искренним уважением М. Горький. 19.IV.21…».
Феликс Эдмундович резко отрицательно относился к пьянству.
– Человек может потерять контроль над собой и докатиться до преступления, – говорил он.
Даже в те немногие часы, когда Феликс Эдмундович бывал дома, он продолжал работать. К нему на квартиру приходили по делам: секретарь коллегии ОГПУ В. Герсон, помощник чекист А. Я. Беленький и многие другие. Запомнился мне визит работника ВСНХ П. А. Богданова. Посмотрев на Софью Сигизмундовну, встретившую гости в красном платке на черных вьющихся волосах, он воскликнул:
– Какая у вас, Феликс Эдмундович, живописная жена!
Феликс Эдмундович улыбнулся, и в его глазах загорелись веселые огоньки, когда он заметил смущение Софьи Сигизмундовны. Вскоре между П. А. Богдановым и Ф. Э. Дзержинским завязалась оживленная беседа.
Феликс Эдмундович обладал великим даром привлекать к себе людей. Внимательный, отзывчивый, он умел, как немногие, выслушивать людей, дать им совет, оказать помощь.
…Часто бывал у Дзержинских курьер ВЧК-ОГПУ Г. К. Сорокин. Это был среднего роста старик с окладистой бородой, голубоглазый, в очках; одет он, как заправский чекист, в кожаный костюм. Работая курьером еще в петроградском градоначальстве, Сорокин затем перешел на службу в ВЧК, всей душой привязался к Феликсу Эдмундовичу. Войдя в квартиру, Сорокин прежде всего спрашивал у Софьи Сигизмундовны, как здоровье Феликса Эдмундовича, величал его, ко всеобщему удивлению, «господин председатель». Феликс Эдмундович с уважением относился к старому служаке, иногда в шутку называл его Голубком за привычку Сорокина так обращаться к сотрудникам ОГПУ. Несколько лет спустя после смерти Феликса Эдмундовича Сорокин скончался.
У Дзержинских в то время домработницей была Елена Прокофьевна Ефимцева. Она недавно приехала из деревни в Москву, была неграмотна и очень религиозна. Скромный образ жизни и трудолюбие Феликса Эдмундовича поражали ее.
Софья Сигизмундовна поручила нам с Ясиком ликвидировать неграмотность Лены. Мы начали усердно не только учить ее писать и читать, но и вести беседы на антирелигиозные темы. Если первое проводилось нами вдумчиво и с успехом, то во втором мы проявляли больше рвения, чем такта. К счастью, добродушная Лена не обижалась на наши непочтительные замечания по адресу бога и его служителей. Возможно, что наши беседы в какой-то мере зародили в ней сомнения в святости религии. Главное же – Лена видела, что вот такие честные, хорошие люди, как Феликс Эдмундович и Софья Сигизмундовна, – сущие безбожники. Это очень сильно подорвало ее веру в мудрость господню. Позднее Е. П. Ефимцева ушла на фабрику «Красный Октябрь», где стала хорошей производственницей. Бывая у Дзержинских, она с гордостью рассказывала о своей работе на фабрике. От религии Лена отошла. Впоследствии она принимала участие в Великой Отечественной войне.
Таких примеров, когда душевный магнетизм, пронизывая встречавшихся с Дзержинскими людей, оставлял у них неизгладимый след, делал перелом в их сознании, множество. Они были готовы по зову Феликса Эдмундовича выполнять любое задание, идти, как говорят, в огонь и воду.