Это построение грешит к несчастью, несколькими неясностями, главным образом в характеристике современности и в определении звучного и многозначительного термина «конструктивный метод».
Дело в том, что обработка материала и конструкция вещи в современной индустрии неотделимы от утилитарных целей, преследуемых данной вещью, ибо этими целями как раз определяется и выбор материала и способ его обработки. Поэтому я боюсь, что «примитивный утилитаризм» современной индустрии делает вопрос о применении конструктивного метода в искусстве несколько более сложным, чем это думает «Вещь» и художники «строящие новые вещи».
Игнорировать это обстоятельство рискованно, что для большей убедительности я позволю себе пояснить примером. Если я изобретаю новую мясорубку, то при всех высоких достоинствах обработки материала и совершенстве простой и конструктивной формы, мое изобретение не сможет рассчитывать на успех и распространение, если она лишена одного признака – способности рубить мясо. И если я, сконструировав свою вещь, напишу по примеру автора знаменитого «Памятника», воззвание к инженерам-мясорубщикам с предложением делать расчеты для применения новонайденной формы, то могу быть заранее уверенным, что мое воззвание останется без ответа.
Я начал не с того конца…
Поиски нового искусства начались не с того конца. Цель определяет всякую деятельность, будь она утилитарна или не утилитарна. С определения цели новой художественной деятельности и надо было начать. А о целях в манифесте «Вещи» имеются только следующие мысли, а именно, что «всякое – организованное произведение – дом, поэма или картина – целесообразная вещь, не уводящая людей из жизни, но организующая ее». Поэтому, делается несколько поспешное и не вполне убедительное заключение: «Вещь считает стихотворение, пластическую форму, зрелище необходимыми вещами».
Организованные произведения организуют жизнь… конечно, это чрезвычайно звучно и торжественно, но к несчастью, совершенно безответственно и пусто. Можно не соглашаться с стремлением искусства «украшать» жизнь, но этот термин имел определенное содержание. Против организации жизни спорить трудно. Почему не предложить искусству «обмошю» просто «упорядочить жизнь»?
Но беда не в том, что редакция организованного делового органа предполагает с’организовать деятельность, смысл которой никак не определен; и не в том даже, что поиски нового искусства начались не с того конца. Корни «обмошю» – глубже. Ошибочно, что новое искусство вообще ищется, что художники «зовутся» делать «современное в современности».
Дело в том, что современное, или ощущается само или не ощущается. Искать его так же нелегко, как близорукому искать свое пенсне. Если оно на носу, то искать его нечего, если оно упало, то надо просить зрячего поднять его, ибо найти его самому трудно, не раздавив предварительно каблуком. Редакция «Вещи» нашла современность в индустрии и машине. Аполлон и Парфенон XX в. как изображает фотография – корма парохода вытащенного на сушу.
Случается, что человек, ища пенсне, поднимет с полу окурок, но не следует сажать его себе на нос. Думать, что индустрия и машина характеризуют современность по отношению к западной культуре – наивно, по отношению же к России – по крайней мере бестактно.
Будем называть вещи своими словами. Искусство Татлина, Обмоху, Леже и др. беря от машины принципы нахождения форм, и игнорируя в то же время целесообразность, т. е. первичный, основной признак, причину существования самой вещи, совершает то, что в самом тесном и прямом значении термина называется стилизацией. Мы переживали недавно период реставрации старых стилей, и занятие это называется сейчас ретроспективизмом, эстетизмом и др. нехорошими словами. Быть может оно действительно достойно упреков, но ему нельзя отказать в осмысленности и некоторой поучительности. Кроме того в результате производились «вещи», сохраняющие некоторую, б. м. не высокую, объективную ценность.
Новые художники, плоть от плоти неврастеников эстетов и декадентов прошлого века, вместо камзола XVIII ст. облачившиеся в костюм инженера или куртку рабочего, так же бескровно и ненужно ищут «стиль» и стилизуют современность. Лишенные культурности, которой обладало старшее поколение, лишенные какой бы то ни было школы, опустошенные духовно, они преисполнились почтения перед циркулем, пропеллером, Дизелем, как дикари, восхищенные цилиндром и манжетами. С манжетами на ногах, новыми инструментами они «конструируют» и «организуют», погрузив искусство по горло в теорию, педагогику, манифестирование и наивнейшую стилизацию.