Жена и друзья настаивали, чтобы О. Генри лег в больницу. Но он не хотел туда и потому ухватился за предположение жены, что дело, может быть, всё-таки в том, что «он переутомился» и «нуждается в продолжительном отдыхе». Сара предложила уехать из Нью-Йорка в Эшвилл. Там, в предгорьях, — сосны, чудесный целебный воздух. Они помогут восстановить пошатнувшееся здоровье. Причем совершенно не обязательно жить вместе с мамой. Они могут жить отдельно, снять коттедж за городом, там свободно можно гулять, охотиться. Муж сможет там спокойно отдыхать, а если возникнет желание, то и писать. Так в октябре 1909 года О. Генри очутился в Эшвилле.
Всё вышло, как обещала ему жена. Они сняли загородный дом в шести милях от города, у самого подножия Аллеганских гор. Живописные пейзажи, тишина, напоенный запахом сосновой хвои воздух — всё в точности, как и было обещано. Скоро из Нью-Джерси приехала Маргарет. И на какое-то время показалось, что это внезапное воссоединение принесло нежданное счастье.
В очерке, опубликованном в 1912 году, Сара вспоминала: «Мы стали ближе друг другу в эти дни. Однажды после полудня, когда мы гуляли вместе по запорошенным снегом лесистым холмам, он обнял меня за плечи и сказал: “Словно в старые добрые времена, не правда ли?”»[325].
Какие «старые добрые времена» имел в виду О. Генри? Если с кем он прежде и гулял, обняв за плечи, то, конечно, это была не Сара, а Атоль. Или он подразумевал нечто другое? Но Сара поняла, что просто ему в тот момент было хорошо.
В эти первые недели «на курорте» он совершенно не притрагивался к спиртному. Много гулял. Гулял один, гулял с Сарой, с Маргарет. С дочкой они даже несколько раз ходили на охоту (Сара специально у кого-то из знакомых раздобыла ружье), но никого не подстрелили. Вообще-то О. Генри был совершенно чужд охоте, и Маргарет припомнила, что отец даже ни разу не прицелился, «он не мог причинить боль, а тем более убить живое существо, даже малую пичужку». Но веселым, даже в эти дни, назвать его было нельзя. Маргарет, которая тогда провела в обществе отца несколько недель, вспоминала: большую часть он был задумчив, малоразговорчив, часто сидел, устремив взгляд на горы. «Однажды, уже поздно вечером, я заметила, что он сидит в темном углу веранды и смотрит на горы. Ночь, казалось, наполнена предчувствием чего-то, что грядет. Я ощущала это, и думаю, что и он тоже. Я не могла — и знала, что и он в этот момент не может — разговаривать. Я присела у его ног. Так прошло довольно много времени. Потом, все так же без слов, он поднялся, взял меня за руку, и мы вместе вошли в дом»[326]. Не так все было хорошо, как могло показаться. О. Генри одолевали тяжелые думы. Может быть, он предчувствовал, что жить ему осталось совсем немного. Но ни с кем из близких этими мыслями не делился.
А в письмах и разговорах по телефону с нью-йоркскими знакомцами бодрился. Сообщал Стигеру: «Могу сказать, физически я абсолютно здоров. Ну, может быть, только неврастения. Но прогулки на свежем воздухе сделают меня новеньким. Что касается диагноза, что мне поставили в Нью-Йорке (цирроз печени. — А. Т.), все это крайне сомнительно. Я похудел на двадцать фунтов и могу скакать по горам как козел»[327].
То, что он похудел, соответствовало действительности. О том же свидетельствует и фотография, сделанная тогда, рядом с той самой верандой, где О. Генри сидел с дочерью. Но напрасно это его так радовало. Потеря веса при его заболевании — едва ли повод для радости. Скорее наоборот.
Он пытался сочинять и написал в Эшвилле несколько новелл (среди них «Муниципальный отчет»). Но писалось ему плохо. В основном О. Генри работал над составлением своих сборников (в 1909 году вышли две книги: «Дороги судьбы» (Roads of Destiny), «На выбор» (Options), над третьей — «Деловые люди» (Strictly Business) он тогда работал. Она вышла в следующем, 1910 году). Тем не менее в Северной Каролине он провел почти полгода. Вероятно, для него, привыкшего к иной атмосфере, иному стилю и темпу жизни, это были не лучшие месяцы. Но то, что они хоть на какое-то время продлили ему жизнь, — несомненно. А О. Генри стремился в Нью-Йорк. Сара это видела. И понимала, что работать он может только там. Помните стейнбековское: «…если вы жили в Нью-Йорке и он стал вашим домом, ни одно иное место вам не подойдет»? Они оба это хорошо знали. Да и деньги были нужны. А раздобыть их можно было только в Нью-Йорке.