О. Генри мог переехать в другое место и раньше. Но свою роль сыграла характерная для писателя инертность. Он хотел расстаться с «Отелем Марти», но для этого нужно было прилагать усилия, да и Нью-Йорка он совершенно не знал. И тут на помощь пришли его новые друзья (везло всё-таки О. Генри на знакомых и приятелей — всегда в окружении находился кто-то, кто с удовольствием опекал, помогал ему в быту). На этот раз ему помог Уильям Уильямс. Как-то в разговоре с ним писатель обмолвился, что нынешнее обиталище вызывает в нем глубокое отторжение, раздражает суматохой, шумом, бесцеремонностью соседей и хозяйки. «Между прочим, майор («мое первое, присвоенное им звание» — это ремарка Уильямса. Портер был южанином и порой умышленно утрировал это обстоятельство, в частности, употребляя просторечия и, как некоторые «истинные» южане, присваивая приятелям воинские звания. — А. Т.), — однажды обратился к своему молодому приятелю писатель, — где вы обитаете в этом городишке? Хочу раздобыть хорошую комнату в каком-нибудь тихом районе, вот и подумал: может быть, вы знаете такое местечко?»[249] Тогда Уильямс и предложил ему переехать на Ирвинг-плейс, где сам снимал квартиру.
Точная дата переезда О. Генри на новое место жительства неведома, но известно, что случилось это вскоре после его возвращения из Питсбурга.
Писатель отправился в Пенсильванию 3 сентября 1903 года. Это была первая поездка к дочери с тех пор, как он обосновался в Нью-Йорке. Длилась она совсем недолго. Как уже говорилось, отец и дочь отдалились друг от друга, и с этим ничего нельзя было поделать. Это было ясно уже в 1901-м, и новый визит ничего не изменил в их отношениях: Маргарет держалась настороженно и отстраненно. Да и Портер изменился. Он не только не любил Питсбург, его тяготило размеренное существование родителей жены. Он уже привык к иному ритму, иной атмосфере. У него появились друзья. Можно сказать, что он втянулся в богемное существование. А к богеме он тяготел чуть ли не с юности (вспомним первые годы его жизни в Остине). Теперь же он оказался среди «единомышленников». И это ничуть не мешало его литературным занятиям. Напротив, богемное времяпрепровождение казалось вполне органичным — этаким изысканным гарниром к основному блюду.
Единственно, что путного вышло из поездки, — он продемонстрировал свою состоятельность, свой успех. К тому же он привез деньги — это общее американское мерило преуспевания. Едва ли привезенная им сумма поразила воображение Рочей. Но важна была тенденция. Начиная с этого времени — и до конца дней — У. С. Портер, муж покойной дочери, отец любимой внучки из просителя займов (разорительных и почти бесконечных) превратился в источник поступлений. Он не сказал, кому и для чего конкретно предназначались деньги. Но Рочи, хотя и находились в весьма стесненных обстоятельствах, на себя ничего не потратили: всё для Маргарет. Был поднят и вопрос о продолжении образования девочки. Отец настаивал — ищите колледж. Самый лучший женский колледж. Об оплате не беспокойтесь — деньги будут. Забегая немного вперед скажем: Маргарет поступила в Белмонт-колледж — одно из лучших в то время учебных заведений США для девушек. И проблем с оплатой обучения в этом не только престижном, но и весьма дорогостоящем учреждении никогда не возникало.
О. Генри поселился в доме 55 на Ирвинг-плейс. Он сразу полюбил это место и прожил здесь больше четырех лет — нигде (за исключением Гринсборо) он не жил так долго.
Ирвинг-плейс — это старинная, по меркам того времени — широкая, днем обычно безлюдная улица в центральной части Манхэттена между Восточными четырнадцатой и двадцатой. Северной своей оконечностью она упирается в тенистый Грамерси-парк (чтобы ощутить атмосферу этого района, советую читателю обратиться к роману известного американского писателя-фантаста Дж. Финнея «Меж двух времен»). Совсем рядом шумный Бродвей и вечно толпящаяся Пятая авеню, но на Ирвинг-плейс всегда тихо.