О героическом энтузиазме

Если принять во внимание эту точку зрения, то не найдется ни одной целомудренной и честной женщины, которая опечалилась бы и рассердилась бы на мои естественные и искренние слова: она скорее согласилась бы любить меня, порицая ту любовь женщин к мужчинам, которую я решительно осуждаю у мужчин к женщинам. Таков мой дух, разум, мнение и выводы, и я заявляю, что мое первое и основное, главное и дополнительное, последнее и окончательное намерение заключалось и заключается в том», чтобы показать в этом сочинении божественное созерцание и представить слуху и взору других людей не вульгарные страсти, но героическую любовь…

Вот каковы речи, которые, кажется, никому не должны быть посвящены и представлены прежде, нежели Вам, Превосходный Синьор, дабы мне не пришлось делать то, что, думается, иногда я делал по недостаточной внимательности, а многие другие делают почти по обыкновению, преподнося лиру глухому, а зеркало слепому.

Следовательно, они преподносятся Вам, потому что итальянец здесь рассуждает с тем, кто его понимает; стихи эти отдаются во власть Вашей критики и под покровительство такого поэта, как Вы; философия предстает обнаженной перед столь ясным разумением, какое имеется у Вас, героические дела направляются героической и широкой душе, какою одарены Вы; вежливость выражается лицу столь благодарному, а почтение высказывается синьору столь достойному, каким всегда проявляли себя Вы.

И, в частности, я направляю Вам то, в чем Вы меня опережали с большим, великодушием и любезностью, нежели некоторые другие с признательностью отвечали мне.

Часть первая

Извинения Ноанца перед добродетельнейшими и изящнейшими дамами

О нимфы Англии, прелестные созданья,—

Хулить иль презирать мой ум не смеет вас, Равно запретен мне стиль выспренних прикрас, А звать вас женщинами — есть ли основанья? Оспаривать, твердить — напрасные старанья! Что вы божественны, я познавал не раз: В вас пошлости земной не примечает глаз, И на земле вы — то, что в небе — звезд сияньо. У вашей красоты, о Дамы, нет изъяна, Не сыщет для хулы в ней поводов зоил,— Ее сверхъестеству дивимся неустанно. Яд злобной клеветы лишается всех сил, Когда мы видим) лик единственной Дианы, Что блещет среди вас, как солнце меж светил. Пусть моего ума, речей, чернил Усилия (хоть в них немало скуки) Ведут на службу вам искусства и науки.

Диалог первый

Собеседники: Тансилло и Чикада *

Тансилло. Итак, энтузиазм, который надлежит здесь впервые обрисовать и обсудить, таков: изложу это перед тобой в последовательности, которая, мне кажется, наиболее подходящей.

Чикада. Начните же читать об этом!

Тансилло.

[1] Как часто, Музы, был я к вам суров! И все ж упрямо на мои стенанья Спешите вы, чтоб облегчить страданья Мне изобильем. мыслей, рифм, стихов. С тщеславцами ваш навык не таков, — Не знают мирт и лавров их созданья; Так будьте ж впрямь мне якорь и причал, Раз прежний путь стопам запретен стал! О девы вещие, Парнас, ключи, Близ вас живу, учусь и размышляю, Вершу свой труд и мирно расцветаю; Здесь дух парит, здесь чувства горячи: О кипарисы, мертвецы, могилы, Преобразитесь в лавры, в жизнь, светила!

Надо полагать, что Энтузиаст отвергал муз много раз и по многим причинам, среди которых могли быть следующие: во-первых, потому что, как и должен был поступать жрец муз, он не мог пребывать в бездействии, ибо праздность не может иметь места там, где идет борьба против слуг и рабов зависти, невежества и злобы; во-вторых, потому что у него не было достойных покровителей и защитников, которые приходили бы к нему на помощь соответственно стихам:

Не будут, о Гораций, отсутствовать Вергилии В местах, где недостатка не будет в Меценатах.