Комнаты выстужены подступающим октябрем.
Вываливаясь из тяжелых снов в затхлую утреннюю полутьму, я нахожу в кровати желтые листья. Я усыпан ими весь. Мокрые - липнут к пальцам, сухие - шуршат в волосах над ухом с надоедливостью мух. И пахнут, пахнут так остро и пронзительно, словно я лежу в неглубокой лощине и смотрю мутными белыми глазами в небо, расчерченное мокрыми ветвями. Ветви теряют листья, листья укрывают меня, застят свет, и я наконец-то обретаю смысл.
Постель насквозь пропиталась сыростью, отяжелела, застыла. Я не уверен, но кажется, что моя голова больше не оставляет новых вмятин на подушке.
Я правда не уверен уже ни в чем.
Но кажется - кажется - я вообще перестал оставлять следы в собственном доме.
Окно полуоткрыто уже который день, и лужица дождевой воды на подоконнике оживает от ударов новых капель. Крошечные фонтанчики бьют куда придётся. Обои разбухают, коробятся, отстают от стен широкими полосами, открывая заголовки газет.
Во всех чашках на кухне тоже дождевая вода с привкусом грибов и плесени.
- А чего ты хотел, - позевывает Somebody Else, медлительный и грузный, как осенняя муха. - Мир - чрезвычайно пластичная вещь, дружок. Он подстраивается. От тебя тут уже мало осталось.
- Эй, я еще жив.
- Да, да, - рассеянно соглашается он. - Это хорошо.
И исчезает в стене, той самой.
Тургеневский Мальчик и Саша склоняются над разбухшими от воды книгами, переворачивают волнистые страницы. Шевелят губами. Царапают текст обкусанными ногтями. Саша то улыбается, то хмурит тонкие брови.
Я смотрю на них, свернувшись в кресле, и мне мерещится осязаемое оранжевое тепло, повисшее взвесью от пола до потолка. Хотя откуда тут взяться теплу.
- Вот, смотри, - говорит Мальчик, раскрывая скрипучую книгу пестро разрисованным разворотом, явно сборник сказок: - "Считалось, что добрые люди могут облегчить их участь несколькими брызгами святой воды и фразой "Крещу тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа", после чего душам присваивалось имя Джона или Джоанны...".
- Нет, - говорит Саша и захлопывает книгу. - Имя было. И она крещеная. И вообще мы куда-то не в ту сторону идем.
Мальчик смотрит на нее встревоженно. Как никогда не смотрел на меня.
До чего похожи, думаю я.
- Кто крещеная? - подаю голос из сгустившейся в моем углу темноты, и Саша вздрагивает, словно только что заметила мое присутствие.
- Ты знаешь, что такое кислородный концентратор? - ни с того ни с сего печально спрашивает она. И вытягивает новую книгу из стопки, не ожидая ответа.
А я, конечно, не знаю.
И не уверен, что хочу знать.
...ночью Мальчик привычно садится ко мне на постель. Когда он опирается острым локтем о подушку, она легко сминается.
Я смотрю на его профиль в свете фонаря. Он рассеянно смотрит в стену, на которой проступают черные буквы.
Заголовки, вспоминаю я.
- "Увеличение члена на десять сантиметров без операции", - равнодушно читает он. - Во что только люди не верят, да?
Я молчу. Почти засыпаю.
Меня засыпает листьями.
- Например, в то, что они - главные герои, - вздыхает Мальчик. - А это не всегда так.
Почти всегда не так.