Конопницкая Мария
О гномах и сиротке Марысе
Мария Конопницкая
О гномах и сиротке Марысе
Повесть-сказка
Перевод с польского Н.Подольской
Стихи в переводе А.Исаевой
В сборник вошли: сказочная повесть "О гномах и сиротке Марысе" известной польской писательницы Марии Конопницкой, "Крабат", фантастическая повесть, созданная по мотивам народной легенды современным немецким писателем Отфридом Пройслером, и повесть прогрессивного немецкого писателя Джеймса Крюса "Мой прадедушка, герои и я".
Правда это или байка
Так суди иль по-иному,
Верь, не верь, а все ж узнай-ка:
Есть народец малый - гномы.
Как ему не подивиться!
Невелик росточком вышел
Войско в тыкве уместится:
Каждый семечка повыше.
Где ж они? А на пригорке,
И под камнем, и в чулане,
В каждой ямке, в каждой норке
Вот спроси у старой няни!
И в запечке, и под печкой,
В узкой щелке половицы
Уж найдет себе местечко,
Всюду может примоститься!
Глядь - готовит за кухарку,
Сахарку слизнул немножко,
С сковородки стянет шкварку,
Под столом подымет крошку...
Щелкнул кнут в конюшне глухо
Знать, коню сплетает гриву...
Шепчет сказку детям в ухо...
Ну и чудо! Ну и диво!
Знают выходы и входы,
Все увертки, все уловки!
Нет проворнее народа
Ну и прытки, ну и ловки!
Так суди иль по-иному,
Верь, не верь, вини в обмане
Только есть на свете гномы!
Вот спроси у старой няни!
Глава первая
Как придворный летописец короля Светлячка
узнавал, когда придет весна
I
Зима была такая долгая и студеная, что его величество Светлячок, король гномов, примерз к своему трону. С его седой бороды, посеребренной инеем, свисали сосульки, обледенелые брови сердито и грозно топорщились. Замерзшие капли росы жемчужинами сверкали на короне, а пар от дыхания изморозью оседал на ледяных стенках Грота. Королевские подданные, проворные гномики, надвинули на самый нос свои длинные колпачки и плотно закутались в красные плащи. А некоторые сделали себе шубы и кафтаны из бурого и зеленого мха, собранного в лесу еще осенью, из трута, шишек, беличьего пуха и перышек, что обронили птички, улетая за синее море.
Но королю не годится одеваться как попало. Он и зимой и летом носил пурпурную мантию. С незапамятных времен служила она королям гномов и уже порядком поистерлась и прохудилась - ветер продувал ее насквозь. Но, будь эта мантия даже новой, она ничуть бы не грела - сотканная из паутинок, которые весной протягивают по пашне красные паучки, она была не толще макового лепестка.
Вот и дрожал королишка в своей мантии, зуб на зуб не попадал, и все дышал на руки: они до того окоченели, что еле удерживали скипетр. В ледяном дворце огня ведь не разведешь. А не то и пол и стены потрескаются.
Оставалось согреваться сиянием золота и серебра, лучистым пламенем брильянтов, крупных, с яйцо жаворонка, переливами солнца в хрустальных стенах тронного зала да сверканием длинных мечей, которыми размахивали храбрые гномы, чтобы удаль свою показать, а заодно и разогреться. Но тепла от всего этого было мало, и бедный старый король только лязгал немногими уцелевшими зубами, с нетерпением поджидая весны.
- Сморчок, мой верный слуга! - позвал он одного из придворных. Выгляни-ка наружу, не идет ли весна?
Но Сморчок ответил смиренно:
- Государь мой и повелитель! Не время мне вылезать из-под земли, пока не зазеленела крапива под плетнями. А до той поры еще далеко!
Кивнул король головой и подозвал другого придворного:
- Синичка, может, ты выглянешь?
Но Синичке тоже неохота было нос высовывать.
- Государь мой и повелитель! - ответил он. - Мое время придет, когда защебечет трясогузка. А до той поры еще далеко!
Помолчал король; но, видно, холод пробирал его не на шутку, и он опять сказал:
- Букашка, мой верный слуга, хоть ты выгляни!
Но и Букашке не хотелось вылезать на мороз.
- Государь наш и повелитель! - с поклоном ответил он. - Мое время придет, когда мушка проснется под прошлогодним листом. А до той поры еще далеко!
Опустил король бороду на грудь и вздохнул, да так тяжко, что в Гроте поднялась метель и ничего не стало видно.
Прошла неделя, прошла другая, и вот в одно прекрасное утро сделалось светло-светло. Закапало с сосулек на королевской бороде, подтаял снег на королевских волосах, расправились смерзшиеся брови, и по усам, словно слезинки, покатились капли.
На стенах тоже начал таять иней, а лед трескался с таким грохотом, будто Висла вскрывалась. Стало так сыро, что король и все придворные принялись оглушительно чихать - словно пушки запалили.
И то сказать - носы у гномов знатные!
Сами-то они народец мелковатый: увидит гномик крестьянский сапог, остановится, разинет рот и дивится, думает - башня. Забредет в курятник и спрашивает: "Это что за город такой и далеко ли до заставы?" В пивную кружку свалится - и ну верещать: "Спасите! В колодец упал!"
Вот какая мелюзга!
Зато носы у них что надо. Такие бы носищи любителям табачок понюхать! Как расчихались да начали друг дружке и королю здоровья желать - земля задрожала.
На ту пору крестьянин в лес по дрова ехал. Услыхал, как гномы чихают, и говорит:
- Ого! Гром гремит! Значит, весна зиму поборола!
Подумал, что это весенний гром, и немедля повернул к корчме: чего зря деньги на дрова переводить. Так и просидел там до вечера - все рассчитывал да прикидывал, как бы с работой управиться вовремя.
Меж тем и вправду потеплело. К полудню у всех гномов оттаяли усы.
Начали они совещаться, кого послать посмотреть, пришла ли весна.
Судили, рядили, наконец король Светлячок стукнул об пол своим золотым скипетром и молвил:
- Пусть наш ученый летописец Чудило-Мудрило пойдет и проверит, пришла ли весна.
- Вот мудрое королевское слово! - наперебой закричали гномы и уставились на ученого по имени Чудило-Мудрило.
А тот сидел, как всегда, над огромной книгой, в которую записывал историю королевства гномов с древнейших времен: откуда они ведут свой род, какие у них были короли, с кем они воевали и кого победили.
Он описывал без прикрас все, что видел и слышал, а чего не видел, сам придумывал, да так складно, что заслушаешься, как начнет читать.
Это он первый доказал, что гномы, хоть ростом с вершок, на самом деле - великаны. Просто они съежились, чтобы сукна выходило поменьше на плащи да кафтаны: больно уж нынче все дорого.
Гномы очень гордились своим летописцем. Попадутся им цветы - тут же сплетут венок и возложат ему на макушку. Последние волосы этими венками повытерли, и голова у него стала голая, как колено.
II
Вот стал Чудило-Мудрило собираться в дорогу. Запасся целой бутылкой черных-пречерных чернил, очинил большое гусиное перо и вскинул его на плечо, как ружье, чтоб нести легче было. Потом привязал книги за спину, подпоясался ремешком, надел колпак, сапоги, закурил свою длинную трубку вот и в путь готов.
Друзья сердечно простились с ученым летописцем. Кто знает, не приключится ли с ним беды и доведется ли еще увидеться?
Сам король хотел обнять его на прощание - очень уж он ценил своего летописца за ученость, - да не тут-то было: мантия накрепко примерзла к трону, и его величество никак не мог приподняться. Тогда король Светлячок простер свой золотой скипетр над ученым мужем. Тот приложился к его руке, и несколько замерзших слезинок прозрачными жемчужинами скатились из королевских очей, зазвенев на хрустальном полу.