Однажды мы с отцом навещали ее, она сказала: «Аленушка, хочу подарить тебе Библию, вот, выбирай». Было тогда опасно иметь Библию, но уже не сталинские времена, за нее не расстреливали. Заграница подбрасывала сквозь таможню, специально печатали на русском. Через третьи руки можно было купить. Отец мой — наивный человек, хоть и большой ученый, сказал: «Ниночка, что ж ты будешь дарить ценную вещь, давай мы купим у тебя». Спросил у меня: «Ты небось знаешь, сколько стоит Библия на ваших диссидентских рынках?» Я сказала глупо: «Тридцать рублей». Это была правда, те Библии, которые можно было купить на черном рынке, около того и стоили. Отец мой, совершенно не подозревая ничего худого, сделал шаг бестактный, сказал: «Возьми, Ниночка, 30 рублей, не отказывайся, у тебя с деньжонками тяжело». Она взяла молча. Ни тогда, ни потом, до конца своих 85 лет не обмолвилась она об этой некрасивости нашей. И я как застыла, так и не смогла ей признаться, просить прощения. И почему оно так скверно совпало: 30 рублей — 30 сребреников? Мы с отцом унесли тогда эту огромную Библию, которую я хоть и смутилась, но выбрала из нескольких старинных, в картофельном мешке, как поросенка. Позже Нина Филипповна дарила в разное время несколько икон, в частности полученную прямо от бабушки Лидии Мариановны Божью Матерь с клеймами — 12 праздников.
Когда я решительно уехала из Москвы (еще в Гармаевский лагерь), в квартире случилось ограбление. Были похищены все иконы, кроме Кающегося грещника перед иконой Божьей матери с младенцем — тоже дар ее. Пропала любимая моя громадная двусторонняя икона — Михаил Архангел на красном коне, поражающий змея, и Николай Угодник, на оборотной стороне — дверца Царских врат. Ступенькой в избе она служила в советские времена. Я отдавала в реставрацию ее — очень была хороша. Пропала и Библия. Все это исчезло, мне сообщили. Я не могла об этом думать и ничего предпринимать. Просто было больно.
А через год Большая Машка вдруг сообщила, что Библия нашлась. Оказывается, они все-таки заявили в розыск, и через год один милиционер на посту заметил человека с квадратным рюкзаком. В рюкзаке была Библия. Ниточка привела к Коле Питону, Питоше, которого подарил нам наш Диссидент (Питоша был просто сидент в том же лагере) и просил приласкать его, заняться с ним, потому что он хоть и по профессии домушник, но очень талантливый, чудесный рассказчик. Этот Коля, тонкий, длинный, с длиннейшей шеей и покачивающейся на ней головой, был вылитый питон. Он с такой чудесной улыбкой и тонким юмором выдавал сценки из тюремной жизни, что мы все втроем (я и мои дети) расположились к нему. Я очень много занималась с ним, чтобы он стал большим русским писателем.
Он бывал у нас часто. Его просили врезать замок… Когда обнаружили ребята, что ограблены, он прибежал и набивался помогать следователю: «Да я их всех знаю, да вот тут же „малина“ рядом, там у меня свои…» Он пришел проводить на вокзал Диссидента, тот ехал ко мне с известием. «Погоди, дай сто рублей, я знаю, где доска (Михаил Архангел), я успею, у тебя до отправления еще 15 минут, это здесь рядом». Диссидент дал.
Ну вот, через год Питошу посадили. Чудом, чудом удалось вернуть Библию. На Петровке, 38, Машке предлагал главный следователь по Питошиному делу 300 рублей за нее. Спасибо, она оказалась умной, не соблазнилась предложением. Наш иск тонул в сумме Питошиных ограблений квартир, равно как и учреждений. Нам должен был он выплачивать в течение не помню скольких лет по 2.40 в год — соответственный процент от украденного в других местах. Через какое-то время пришла бандероль — общая тетрадь, исписанная плотно и мелко, с обильными иллюстрациями, исполненными наивно, но с подробностью, свидетельствующей об избытке времени. Питонские рассказы. Они хранятся у меня, но я их не читала. Не хочу.
А еще через некоторое время он ухитрился позвонить, тогда, когда я была в Москве, и сообщить, что он бежал из лагеря, подвесившись на руках под машиной. Это было зимой в Якутии. Он обморожен, и руки и ноги. Порасскажет такое… Пусть я только соберу журналистов. Тогда я сказала — нет.
Библию я привезла сюда, в Любутку.
Вот вся аннотация.
Обнимаю Вас.
Ваша Е. А.
Он не торопится, а я тороплю его. Он молодой, а я могу не успеть.