Когда он бывал у нас летом со своими приятелями по заведению, придумали им организовать купание в озере. Ведь они никогда не купались в своей жизни! Учили плавать на спине. Сашка-Чебурашка поплыл. Этому Сашке было за сорок, у него уже было мало волос и зубов, но был он незлобив, улыбчив. Хотя его ДЦП заметно повлиял на мозг, но ноги и руки были получше, чем у Маркыча. Ходил он сам, хотя коленки его были как будто связаны веревкой. Он даже участвовал в сенокосе, управлялся с граблями.
А Маркыч так и не поплыл на нашем озере, только набрал воды в уши, хотя и старались наши придерживать его осторожно. Долго мучился Маркыч с отитом. В Москве ребята навещали его. Девочки-конницы дружили с ним, но на любовь не решались. Сложилась группа заниматься немецким. Собирались в его каморке в доме престарелых, и дело шло успешно. Как же могло быть не успешно, если учительницей была красавица. Немка Нинка — schun Frau — прекрасная женщина, сияла античной красотой, невероятной добротой, широтой души и высотой роста. Ах, Нинка, Нинка, сколько раз она приезжала к нам и каждый раз обливалась слезами, расставаясь.
И снова Маркыч приезжал к нам, его селили прямо в столовой, чтобы не таскать каждый раз из дома в дом. Но он стеснялся своих баночек, по ночам его донимали крысы. В его вещах приехали к нам московские тараканы. Они чудовищно быстро расплодились и зашевелились на всех поверхностях: таракашечки, тараканищи и тараканихи с рыжим яйцом. Мы терпели это в растерянности — что теперь делать? Но пришлось все хозяйство выселить, строить летнюю кухню, и я вы-шла на бой. Все ядовитые порошки, многожды, в каждую щель, за каждое бревно. К концу лета противник пал окончательно — с потолка на пол. Это была победа, хотя и сама я потравилась, но успех окрылил, еще побелила кухню, положила новый линолеум. Но при чем тут победа над тараканами? Маркыч прекрасен, но он не мой выкормыш, не мой триумф.
Может быть, Славик — слава моя? Нет — слабость моя.
Славик — бомжонок с улицы при живых маме и старшей сестре, пьянюшках, труженицах ночи. В семь лет он ушел из их жалкой однокомнатной квартирки, стал жить по подвалам. А маму с сестрой проведывал. К нам он попал в 12 лет — его мне подкинули знакомые прямо к поезду.
Славик покорял людей мгновенно. Он был в свои годы взрослым и на удивление доброжелательным. Брался за всякую работу и толково все делал — хоть электрическое, механическое; и навоз чистил. Такими ясными глазами на жизнь смотрел, не глаза — подснежники. И было достоинство в том, как уважительно он относился ко всем людям. Ваньку, который ему страшно досаждал, ни разу не назвал Ванькой, а только Ваней. (Больше никто Ваню так не звал.) о матери и сестре — ни слова осуждения, не то чтоб грязное словцо. Когда нас обокрала девчонка Светка из Славиной московской компании — у Аннушки из сейфа (?) вынула миллион (неденоминированный), Аннуша с Машиным мужем, не найдя денег у Светки, хотели допрашивать или обыскивать Славика. Я сказала, чтоб не смели этого делать. Они ограничились словами. Он смолчал, но общаться с ними перестал. За первую зиму вы-учился у меня писать и читать, на радостях написал родным письмо, но ответа не получил ни на это (год они не знали, где он), ни на следующие письма. Видно, мама буквы забыла, а сестра забыла написать.