Выбрать главу

А в последнее время Славика устроили в славную школу «Ковчег» в Москве. Там приняли его, как везде, с распростертыми объятиями. Почему? К школьным наукам был он туговат. Но взяли его с охотой и в школу и в общежитие, с умными и ласковыми людьми во главе. Пять человек интеллигентов собирали ежемесячно деньги на его жизнь и учебу. В каникулы его пригласили в школьный поход-экспедицию в Прикаспий. Кто-то заплатил за него, сама директорша, вероятно, особенно к нему благоволившая. Сколько учителей занимались с ним, тянули по всем предметам, ставили ему отметки ни за что, за одну лишь улыбку. Он ушел из 9-го класса, не доучившись последнюю весеннюю четверть. Учительница русского-литературы сокрушалась: «Ах, как он прочел мне монолог Чацкого!» Да… карету мне, карету…

Больше никто его не видел. Звонили с Петровки, 38: угон машины. Угонщик он, сообщник, свидетель? Год как нет его.

Он ушел! Ушел!

Ваню забрала мать, выйдя из тюрьмы. Ну что ж, имела право. Но больше она ничего не имела, поэтому сдала его в интернат. Конечно, Ване интересна злачная городская жизнь, в которую он ныряет по выходным дням. Хотя писал, что скучает, хочет приехать…

И остается ждать самых последних секунд…

Никого.

«У меня, — писал Песталоцци, — было в глубине души стремление ко всему, чего можно и должно достигнуть более глубоким пониманием самой сущности воспитания… Но этого взгляда с философской определенностью, ясностью и научной ценностью не было у меня в голове… Поэтому я до самой своей смерти останусь в некотором мраке относительно большинства своих взглядов… Я должен с усердием и охотой идти по пути своей эмпирики, по пути всей моей жизни».

Есть ли в мире не вязкий берег, не зыбучие пески? Кончилась ли чем-то достойным эмпирика Песталоцци? Эмпирика кончается, кончается и сам эмпирик. Теория остается в веках. Я держусь уже 15 лет, чуть не дольше всех эмпириков. А результат? Я не знаю, что ответить на вопрос — надо ли воспитывать детей? Безусловно, надо их кормить-поить, спать укладывать, защищать. Об этом речи нет. Это умеют делать и курица и крокодилица. То есть надо давать детям физическую подготовку, образование и какой-нибудь диплом. Чтобы защищать их от мира и продолжить в мире.

Но в отличие от растений и животных люди должны защищать еще и мир от своих детей. С этим они не справляются. Не справилась и я.

Как будто сумерки года, сумерки жизни, но еще не конец.

Замерцала звезда Виталика. Наконец. Он уже много лет болтался между Любуткой и Москвой. Приезжал на какое-то дело, на неопределенный срок, неплохо вникал в технику, осваивал бензопилу или тракторную косилку. Кончался лесоповал или сенокос, он уезжал. Почему приезжал, почему уезжал, спроси — начинал темнить, петлять, рассказывать басни, что там у него заработок $100 в день… Известно, что работал он в какие-то времена приемщиком цветного металла (предлагал привезти мне самовар, но не привез), грузчиком на складе стиральных порошков. Где-то была очень большая зарплата, а где-то — отличный заведующий-армянин, а где-то его порвали собаки. С тех пор он боится собак. Где, что и почему — никогда нельзя было понять. Я его звала в Любутку на постоянное жительство, и вот он наконец приехал, но с приключениями. В Андреаполе, не доезжая Мартисова, его стали высаживать: билет до Андреаполя — или доплати 10 рублей. А у него нет. Он отдал паспорт с обещанием принести 10 рублей к ночному поезду, когда эта проводница будет в обратном рейсе. «Дайте, тетя Алена, десятку выкупить паспорт. «Ты что, пьянствовал, что ли, что у тебя десяти рублей нет?» — «Пиво пил. А деньги у меня в долг берут». — «Мне Игорь говорил, что ты, наоборот, в долг у него брал и не отдал». — «Отдал. А это Людка у меня одалживала $500 — переезжала на новую квартиру». — «И не отдала?» — «А, пошла она!» — «Что ж это за любовь у тебя такая?» — «А мне сказали, что она сказала, что я — козел. И вообще я больше с женщинами не буду и жениться не собираюсь, они все сволочи». Я старалась, чтобы он нашел все-таки ту, которая была бы исключением. Давала денег, чтобы он поехал с одной в поход по Кольскому полуострову на байдарке, вела переписку с другой, познакомилась с ее родителями, убеждала, чтобы они не гоняли его из дома. Но все тщетно, девушки наставляли ему рога, одна за другой выходили замуж. Были и объективные причины. К 25 годам Виталик напрочь облысел. В течение нескольких лет он как мог боролся с нежелательным фактом — то отращивал желтые волосинки, сохранившиеся вокруг поляны, пытаясь длиной наверстать изобилие, то обвинял меня и других в том, что его неудачно постригли, пока не догадался взять пример с Дюши, который, имея ту же проблему, имел многократно подтвержденный успех у женщин — просто брил все, что есть, наголо, и никто не мог утверждать, что он лысый.