Потом опять начиналось: кто я здесь? Я здесь никто. Не прописан, на чужой жилплощади… Они сказали, что придут с участковым…
— Успокойся ты, нет у нас участкового. Накрылся. Никто не придет сюда по твою душу. Да не будут наши тебя выгонять, им невыгодно, придется самим на трактор садиться, лес валять, заготавливать дрова… Но Виталик ныл: «Что я могу сказать, если они придут?» — «Ты скажи, что ты здесь раньше их, ты сделал в сто раз больше, чем они. Все это знают. Ты живешь здесь. У тебя семья». Вся натура его скулила. Вся кровь, в которой плавал до сих пор сульфазин-аминазин и разъедал маленькое ущербное «я».
— Купишь землю у меня за фиктивную цену, построишь на ней дом. Для этого надо разобрать Спиридовскую школу (которую все равно надо увозить, не откладывая — ее уже поджигали, пытались. Из-за сырой погоды огонь не пошел.). Там отличный материал, выдержанный. Надо не спать, приступать завтра.
Но он не мог начать. Он вообще не мог приступать. И происходило это помимо расслабленности воли от неспособности воспринимать отсчет времени. Тиканье часов для него не было внятным. Часы ручные у него бывали в жизни — «для понту», надень зверю на лапу часы, он все равно будет учитывать только качество времени — день-ночь или сезоны года, но не количество самого времени. И вот он не чувствовал, что такое час, два, неделя — все было смутно, размазано. Он никогда не мог прийти вовремя, опаздывал на час, а порой и на три часа. Тоже, наверно, от какого-нибудь галоперидола в детстве. Спали они всей согласной семьей до полдня, потом сидели на крыльце, курили все вместе с Ленкой (в пеньюаре). В каком-то одурении от пьянки давешней или от брачной жизни?
А приди я пораньше — надо стучаться в задраенные двери, во все окна: «Виталь, нам ехать, ты забыл? В 8 должен был прийти, сейчас полдевятого». Виталик из-за двери: «Подождите, сейчас не могу открыть». Еще полчаса. Бутылки убирает? Наконец открыл в исподнем и она в исподнем, весьма недовольная.
— Я его без завтрака никуда не пущу.
— Какой завтрак, нам на ВТЭК.
— Не поедет и все.
Потом обнаруживалось, что она сама поедет и с ребенком. Пока нарядится, ребенка оденет, стоим и ждем.
— Едем, Виталь, опаздываем.
— У меня с зажиганием что-то.
Ну уж это мне слишком известно, что это за зажигание, на котором я не могу поймать ни одного шоферюгу, а он может со мной делать все, что угодно.
Она: «Пусть только попробует без меня поедет. Уйду от него!»
Он: «А что, у нас не предприятие. Там нельзя опаздывать. А тут…»
Я: «У нас в таком случае учреждение. Вот устав. Давай заключим договор на работу водителя. Будем привыкать».
Она: «Да зачем эти формальности, можно так между людьми договориться…»
Я: «Ты, Виталь, обязуешься: водить, содержать, отвечать и вовремя выезжать. Я обязуюсь платить тебе за километраж в четыре раза больше, чем я платила деревенским, когда приходилось к ним обращаться. Но если ты едешь со своей семьей, я плачу в два раза меньше. А если мне приходится ждать в Андреаполе зимой на улице до полночи, когда вы вспомните за мной заехать, — тогда я не плачу ничего. Не было ее рядом, и он подписал. Потом она приходила, говорила: „Нашли простого. Все только для себя. Мы должны за все платить, да?“» В конце концов помогло. Теперь она встречалась нам где-то на дороге и как бы на попутке просилась подвезти ее. От этого тариф не менялся.
И последнее сверхусилие было сделано. Нам дали французы (не «Equlibre») денег. Я собрала, сфокусировала все свои способности на мини-трактор. Год тянулось дело, я звонила в Париж, отправила туда кассету с фильмом про нас, привозила в Любутку из посольства их сотрудника — Ивана Андреевича Черечухина, едва-едва объясняющегося по-русски, и наконец в красивейшем особняке на Якиманке мне были изящно подарены евры, я расписалась под условиями и, счастливая, пошла вызывать-вызванивать Виталика с УАЗом. Изучив вопрос, поняла, что денег на мини-трактор и его доставку не хватит. Цены за год выросли. Прибыл гордый, роскошный Ваиталик — первый рейс в Москву! Со вторым пилотом на борту. Мы вместе думали, выбирали и приобрели мотоблок с навесными, что было по нашим возможностям и по здравому смыслу в самый раз. Говорю я ему таковы слова:
— Вот ты теперь хозяин. Ты — независимый. Однако условия французов такие, чтобы агрегат был в одних руках и имел место в гараже (не в чистом поле). Вот тебе семена, вот моя земля. С этого участка одну треть урожая нам, две трети — тебе (по числу людей так и получается).
Но вдруг он начал спорить, завелся и только тогда успокоился, когда одну треть мы в договоре переправили на 30 %. Страшный комплекс человека невежественного — его весь мир обманывает! Но я никогда не была по ту сторону, где этот подлый мир обманывал простаков. Где тебя, Виталик, наставляли на такую мысль? С каких времен вылетают хамилки из твоего рта? Зачем ты призываешь Ленку на каждом шагу свидетелем? Эти уроки ты берешь, когда сидишь с Мишей-шурином в их летней кухне напротив моих окон?