— Нет, про Ирак мы поговорили или про Иран… не помню я.
Виталик такие детали не различает, Иран ли — Ирак ли, но на чьей стороне сила — это он различает хорошо. Стал трудиться на земле, к нам не относящейся, петлять в каких-то объяснениях — где он будет пахать, где не будет, куда повезет компост, куда не повезет. Сама уже не пахала в то лето — отпахалась.
Но вот опять: жду, бывало, с юга — глядь, от востока лезет рать. Взялись супостаты за УАЗ — чтоб Виталик бросил руль. Он пошел бросать, мандража, притащил с собой Ленку. Сцена у помойки: выложил ключи от машины, 2000 рублей, заработанные на поездке в Москву. На самом деле не свои. Свои не отдал бы ни за что. Да их давно нет. Понес ахинею. Она выразила мысль такую: чтоб вы больше его не обманывали. Я: «Ты с ума сошел. О чем мы мечтали, о чем ты мечтал, вот оно, сбылось. Ты бы без меня не обошелся, я без тебя не обойдусь!»
Я не приняла ни ключи, ни деньги. Они ушли, и еще некоторое время мы ездили с ним в ближние и дальние поездки и зарабатывал он неслыханно для деревни. Но Ленка поговаривала о том, что им предлагают пересесть на «Газель», и конечно, она видела себя в ней более уместно, чем на УАЗе военного образца. Но как-то еще что-то получалось у нас до того случая, когда Виталик опоздал на сутки, я сказала, что оштрафую. Он бросил ключи с чувством оскорбленной невинности. Я заперла мотоблок. Расплевались.
Подходила пора урожая. Я не раз передавала супостатам, что они могут брать у меня на грядках салат-редис, укроп-чеснок и что кабачки-тыквы поспели в количестве неограниченном. Но супостаты не приходили за этим всем — затаились. Когда же я пошла, согласно договору, за морковью — ее как раз изобильно убирали на моей земле. На мешках сидела Ленка в перчатках (маникюр же!). Сказала, что моркови мне не даст, и предложила подраться за морковь. Подоспел Виталик, заходил, заходил кругами. Он теперь никогда не стоял, просто разговаривая, он быстро как бы оббегал меня. Вышла Маша из дома, пальцем указала на запущенное поле: вон там твоя морковь! Тут же подошел Игорь и сказал со смущенным лицом: «Тетя Алена, а вы покажите договор ваш с Виталиком». Ну пошла я, солнцем палимая, принесла журнал с договорами, счетами и проч. Интересовалась, когда смутится Игорек. Уже не морковь интересовала меня. Игорь взял его и не смущаясь инспектировал и ревизовал. Обнаружил, нашел, что на договоре об урожае — 30 % мне — как раз и нет Виталькиной подписи, и сообщил об этом со смущенно-торжествующим лицом. А Виталик прокричал: «Она его сама после написала!»
На том мы расстались с Иудушкой моим. Игорю сказала: «Что ж, Понтий Пилат, умывай руки». — «Почему вы меня Понтием Пилатом?» — «Оттого, что наместник римского императора».
Вот они стоят оба: один, смешанный с дорожной пылью, второй привычно-смущенно не теряющий достоинства.
ГОСПОДИ, НО ПОЧЕМУ ЖЕ ТАК? МОЖЕТ БЫТЬ, В ТОТ МОМЕНТ ЕЩЕ НЕ РОДИЛАСЬ СОВЕСТЬ? МОЖЕТ БЫТЬ, ДОСТОИНСТВО ЧИНОВНИКА ВО ВСЕ ВРЕМЕНА — ЭТО УМЫВАНИЕ РУК? И В ЭТОМ ЕГО ВО ВСЕ ВРЕМЕНА ЕДИНСТВЕННАЯ ЗАДАЧА? РУКИ ЧИСТЫЕ, ОТЧЕТНОСТЬ ПРОЗРАЧНАЯ — ВСЕ?
Но Искариот имеет свое оправдание… Выслушай его, История. Он чувствовал себя нестоящим, ничтожным (смердяковщина) и предназначенным для низости самим Провидением. Он оттолкнулся от этого из своих небольших сил, бешено, отчаянно — он не хотел. Он не хотел тонуть в этом смердящем колодце. Он бросил сребреники и удавился — рывком.
А тот, который ощущал себя достойно, не имел никаких оправданий, чтоб считать себя тем и так. История не сохранила свидетельств его переживаний после умывания рук. Она сохранила его имя, обозначила им пустоту.
Ну а большая семья, коллективно работавшая над тем, чтобы меня не было в природе — и это было условие их беспечальной (и материально обеспеченной) жизни — конечно, посчитала она, что если ее (меня) нет, верней, не будет, то зачем ей (мне) морковь?
Зимой массовик-затейник — пиарщик, шоумейкер, дед-мурзилка, двоюродный снохач, штопаный гандон>[7] — привел Виталика ко мне в дом, рискнул! Сказал за него (у несчастного ренегата только глаза бегали, самому бегать — места не было), что они отдают Виталькин долг (один из записанных в журнале) и забирают дрова, которые он заготовлял. Но лишиться дров — это же конец (на то и расчет). Половину Виталик уже вывез, и я пригрозила, что если он еще приедет за дровами — подам на него в суд (вот до чего докатилась). Рехнулись они! Этими дровами я отапливаю общий водопровод, чтобы не замерз. Они-то не возили воду из-под горы, не таскали фляги! Идиот, он сказал мне, что за мое поведение исключает меня из общины и больше я не получу денег «Любутки-Хильфе», поскольку они в руках младшего сына шоумена.
7
Штопаный гандон — старинное ругательство. Даль избегает разъяснять его, но по однокоренным можно сообразить.