Но и проявления личного героизма у нас случались. Ехали к нам инострацы — целый класс и наша старая хорошая знакомая, ставшая учительницей. Мы готовили торжественный обед и ждали их, не садились за стол. В конце дня они прибыли, но раньше того, чтоб они подошли поздороваться, прибежал Миша, схватил 10-литровую кастрюлю с супом и понесся с ней. Он завернул приезжих в другую сторону и там их принимал и угощал, а мы остались «с носом», без того, чтоб поздороваться и без супа. Правда, не вовсе голодные, ели пироги. Кастрюлю удалось вернуть через год и еще через год — крышку от кастрюли… Война за источники финансирования…
ГОСПОДИ, ТЫ ВИДИШЬ? МЫ ДОШЛИ УЖЕ ДО КРЫШЕК ОТ КАСТРЮЛЬ!
А что Нелька? Были у нас с ней неплохие дела. А теперь она разбила мою гитару (сколько же было сыграно-спето на ней!) об своего фашиста. Ладно бы — фашист он и есть фашист, она подралась с Билли. Драка эта выкатилась наружу, рвали волосы, царапались, плевались. В избушке своей бедной били стекла — насквозь двойные рамы — зима, мороз! Причина есть (красота — страшная сила): Машин муж не слеп к ней. Ломится порой в двери среди ночи. Нелька выбрасывает его, а иной раз и принимает — этого петушка тоже жалко. Он так страдает, что готов Нельку выкинуть из дома, из деревни. Куда-нибудь. Нет места им двоим в одной Любутке! Но вот купил ей телевизор, а Нелька, «презрительным окинув оком», — Нелька его с подарком выкинула. Понес подарок Маше, но и та не приняла. Хотел вернуть продавцу, да денег получил назад только половину.
Нелька же — не та деревенская трясогузка, по прозвищу Мармышка, с глазами маслянистыми (ее, кстати, Налим спас в этом году от пожара. Раму выломал и выкинул ее, пьяную, — так рассказывают). А Нелька, если взглянет, излучая черный свет, то «сея зло без наслажденья, она искусству своему не ведала сопротивленья»… С Билькой дралась.
При ребенке. Фашист спасал его, чтоб ему не перепало, потом жил с ним у меня, пока стеклили окна. Я и самого его взяла на жительство в свой дом. Надо же, чтоб и фашиста кто-нибудь взял! И он помогал мне зиму перевалить — топил, оттаивал воду. А речи его были одни и те же: «Всех пора мочить: жидов, черных, на Чечню бомбу водородную, чтоб одним махом. Правильно говорит Жириновский, ему одному доверяю. И будет тогда одна вера — христианская». «А ты хоть знаешь, что Христос был евреем?» — «Да, этот из них самый толковый».
Он носит мне газеты и письма, молоко, хлеб из Спиридова. Ездит верхом на Перчике с рюкзаком хлеба и трехлитровой банкой молока. А две шабалки палец о палец не ударяли, чтоб хотя бы молоко было у ребенка. Я им говорила, что, если будут ухаживать, купим корову, откладывала деньги. Нет, они ничего не будут делать. Они будут спать весь день, задраивши окна, а фашист будет бояться зайти поменять штаны описанному ребенку.
Чертовы куклы, одного пола ягодицы… (дарю находку любой газете). Так что, ноль в результате всего?.. Никого, ни одного человека не вышло из всей затеи? Все зря? И что есть моя педагогика?
Сейчас ночь, полночь года с 24 на 25 декабря. Встану, затоплю печку. Мороз, похоже, к 30. Я еще встаю. Поэтому встаю и топлю.
Одна в избе. Утром, может быть, зайдет кто-то, принесет воды и дровец. Похоже, я становлюсь на место бабушки Доли…
Маша не зашла ни разу за последние несколько лет. И я не хожу к ней. Мне бы сходить, поздравить с рождением второго ребенка, но она не позвала. Я отправила игрушку — сшила: рыжий волчок в голубой бархатной рубашке. Чтоб никто не боялся ложиться на бочок… Волчок, Волчок, приди… Пришел Джим — старый наш, славный наш пес. Он овчар (охранители овец) с добавлением колли (смотрят за детьми), он понимал слова, встречал и провожал и все-все. Когда он линял, я собрала шерсть и набила Волчка. Но жесткая шерсть протыкала плюш и бархат. Волчок стал «линять». Пришлось все снова распороть и набивать овечьей шерстью. Кто отнесет? Джим?
Теперь-то уже нет его в живых, умер от старости.
Виталик не придет. Он стервенеет, входит в роль. Осенью кричал — все мимоходом, на расстоянии, — что он знает про меня кое-что и откуда у меня деньги. Во время моих отлучек он обчистил дом, унес то, что нужно и не нужно — вплоть до телефонного аппарата (а телефона-то нет!). Уж не говоря об инструменте. И с бензопилы отвинтил шину и все, что свинчивается. Страшно разорил УАЗ — то, что мы с ним комплектовали.