То мир погиб — не глупо ль жить в могиле?
Смерть — не гордыня, нет величья в ней,
Смерть — это просто истонченье дней,
Смерть — выдох жизни, смерть как тень легка.
Мягка, как шелк, прохладна, как река.
И нет из этой круговерти
Исхода, кроме верной смерти.
Почему бы мне не умереть? Тело прошу сжечь.
Я все время вижу — об этом не говорят, но что делать, если я вижу — костер. Пусть будет в любом месте Любутки, в окрестностях, где угодно, где удобно — и никаких ритуалов, никаких слов. Место это зарастет прутняком, крапивой, и скоро никто не найдет его. Большое пламя, я вижу его. Мне некому сказать об этом, некого попросить.
Как сон… Смешной… Сон смешного человека.
ГОСПОДИ, НЕ ТВОЙ ЛИ СОН? ВСЕ МЫ И ВСЕ ЭТО?
ВОТ И ДЕВОЧКА ЗДЕСЬ, ЛИЛЬКА. ГОВОРЯТ ВРАЧИ — УМРЕТ ОНА.
Сегодня ночью жгу старые письма. Пора наводить порядок. И позаботиться о том, кому придется потом разбирать все это. Вот чемодан, еще коробка, и еще… Это только те, что отложены с самого начала — значительные, которые хранились. Не могу кидать их в печку не глядя. Погляжу и помилую, не сожгу.
Пончик пишет, родной мой, взрослый мальчик, пишет из Лесосибирска (есть такой город?):
Дорогая тетя Алена, пишет Ваш Поня… Конечно, это было классно во первых то ощущенье свободы которое мы ощущали. После интерната не забыть никогда, и то тепло которое Вы с Машей нам подарили, и то доверие которое Вы оказали нам, когда уехали в Москву на неделю и мы остались одни, и к Вашему приезду я связал шарф для Вас. Помню как с Добрым делали мост кстати он цел или нет, Генриха помню, как он упал с лошади. Я все помню, об этом можно писать и писать. Т. Алена, все хотел написать пожалуйста постарайтесь прислать побольше пейзажа, на фото разумеется вас всех.
И два года спустя:
Здравствуйте Уважаемая Елена Давидовна! У меня большая радость, родилась доча, назвали Валерия. Родилась весом 2700 рост 50 см. Т. Алена у меня уже своя семья, но вот как и у всех у меня возникли небольшие проблемы. Я конечно не навязываюсь Вам, но тут вот какая петрушка. Работаю так же на заводе, заработка вообще нет, не то чтобы нет просто он очень смешной по сравнению с нашими сдешними ценами.
Т. Алена, родная Вы моя я уже чувствую как начинаю выбиваться из силы, работаю как папа Карло в 2 смены, а получаю копейки. Я хочу уехать отсюда потому что сдесь такому как я делать нечего. Да и надоело лучше я в деревне буду работать на том же тракторе, держать свое хозяйство чем я буду обрабатывать эти толстые задницы, их сыновей и дочерей и их самих.
Т. Алена, поймите меня пожалуйста правильно я не столько устал работать, как мне уже надоело без выездно сидеть сдесь в Сибири я уже истосковался по родной земле это же не так просто прожить сдесь 8 лет. Считай что вся моя юность и молодость прошла. И вот только одно утешенье возьму Ваши письма прочитаю их, и чувствую в них какоето тепло ведь раньше все равно была дружба не то что сейчас. Вы посмотрите что в стране тварится кто все правит, мафия и корубция и наркобизнес. Я уже не могу на это сквозь пальцы смотреть. Мне больно смотреть на жену как она уставшая с ребенком на руках, готовит мне обед на 2 смены.
Мы с Наташей живем нормально всяко бывает, но пока очаг наш не угас и думаю не угаснет, потому как у нас родилась такая лапочка.
Т. Алена напишите пожалуйста ответ этого Вашего письма я буду очень ждать. Фотки потом. Передавайте привет всем, всем кого я знаю.
Крепко Вас обнимаю
с уважением к Вам Ваш бывший ученик
Ни перед кем, как перед ним — стыд.
Дорогая моя и любимая!
Переживаю от невозможности помочь тебе, еще больше свою черную неблагодарность — ведь опять приеду в Москву — закручусь… Но я помню о тебе всегда. Годы моей юности, прожитые с тобой, наши беседы, открывающие для меня перспективы человеческой культуры и духовного мира… Нет такого уголка в моей душе, куда бы не проник свет этих бесед. Исполненной мудростью и любовью, осиянной внутренним огнем и красотой — так запомнила я тебя в эти вечера. Ничто и никогда не сотрет этот образ твой в моей душе. Ты не искала меня — я сама пришла к тебе, как после меня пришли другие…
Можно не продолжать — и так понятно, что пишет та самая, которая оставила записку в стихах — в начале повести моей. Тогда не решилась сознаться, кто она, сейчас подпись есть, но я не решаюсь обнаружить (обнажить). Душа не прикрыта, не спрятана в извивах… Отец Александр Мень наставлял об этом, венчая. Ну вот и славно, девочка, вот и хорошо. Как начала, так и кончает:«…Я ничем не могу помочь тебе, но я тебя очень люблю».