Друг мой, химик по образованию, имея понятие о точности эксперимента, писал директору докладные о невесть где пропавших восьми кг мяса и об отсутствии холодильников. А также, имея претензии к чистоте эксперимента, про обвалившийся потолок склада. Рассердившись на отсутствие какой-либо реакции, он писал даже в таком нетрадиционном стиле: «За два года под Вашим руководством я неоднократно имел возможность убедиться в том, что Вы являетесь бюрократом высокой квалификации и способны ускользнуть от решения любого вопроса, возлагающего на Вас ответственность за состояние дел в интернате…» Ни гу-гу.
Все шло своим хотилицким чередом, когда друг мой на профсоюзном собрании возьми да скажи, что директор осуществляет хищения, в частности горючего, и использует интернатский трактор в личных целях. Был шум по этому поводу, влетело еще раз директорской жене (потому что все интеллигенты — одна шайка). А к кладовщику зачастили ревизии и, конечно, обнаружили, хоть и не с первого раза, хищение рыбы на 99 коп. и яйца (одного). И ничего смешного — тогда такие деньги были… и люди. И была статья «Ворюга» в районной газете, был суд, присудили уплатить штраф — 30 рублей. Но не на того напали. Диссидент, тертый калач, стреляный воробей, обжаловал решение в областном суде. Удалось доказать, что рыбы на данный момент интернат не получал. Решение районного суда было отменено и штраф возвращен. Уже порывисто веяло перестройкой! Направление ветра не было определено, однако он срывал людей с места. Налим уходил из директоров интерната третьим секретарем райкома по идеологии. А мои друзья возвращались в Москву — им отменили «минусa».
Следующей весной я уезжала из Москвы насовсем. Сказала своим родным взрослым детям, что уезжаю дальше, чем обычно. И еще некоторые слова, которые касаются только нашей семьи.
В этот раз они стояли передо мной молча, вопреки обыкновению. Я торопилась, чтобы не случилось ничего, что было не принято.
Дверь закрылась.
В темном царстве Кощея КПСС интеллигенты скучали. Мечты их влачились по пустыне, одолевала жажда всего, чего не дозволялось…
И тут на пути им встретился мудрый человек с востока.
Анатолий Цеденбалович Гармаев вышел из Бурятии. У себя в Улан-Удэ он был учителем биологии. Имея педагогический дар, ходил со школьниками в серьезные походы и преподавал им этику в условиях дикой природы, то есть нравственные основания человеческих отношений, необходимые для выживания в тайге.
Потом Гармаев приехал в Москву, и здесь к нему стали сходиться уже не дети, а взрослые, прося у восточного мудреца помощи в душевных, семейных делах и затруднениях в воспитании детей. Он отвечал на вопросы тихим голосом, как бы смущаясь, склонив голову, загадочно глядя восточными древними глазами в детские глаза европейцев. Говорил ласково. Но по смыслу слова были: «Следовать пути!». Всем хотелось наконец встать на путь и следовать. Гармаев повел их в поход за иглой, которая спрятана в яйце, яйцо — в утке, а утка сидит в гнезде на необитаемом острове посреди реки Волги.
На лоне природы, отделенные волжской протокой от соблазнов, люди Гармаева должны были найти в себе утраченные силы духа и здоровье тела. Больше всего, как правильно считал Гармаев, от пошлого режима пострадали мужчины. Их душевное и физическое ничтожество еще можно восстановить — нужно мужество. Мужественный народ — индейцы. Если жить по-индейски, принять их этику, уклад, то что-нибудь утраченное вернется и к русским людям.
Гармаев ростом небольшой человек, но большой педагог. Он сам стал вождем племени, а мужчины племени — воинами. Скво мешали маис в котле и не смели указывать мужьям, как и что. Все решал совет старейшин. Чтобы родители не портили детей, дети были отправлены на необитаемый островок и там управлялись сами — построили вигвам, в котором вскоре случился пожар, потом жили без всякой крыши. Родители со своего острова пожар наблюдали, но сказать ничего не могли, связанные обетом молчания (индейцы молчаливы). Когда по прошествии времени дети возвратились на большой остров, ни один возглас не вырвался у толпы родителей, стоявшей на берегу, хотя они не знали — все ли дети вернутся. И после этого вождь племени разрешил детям выбрать себе новых родителей из толпы. И многие взяли себе новых.