II. Можно ли молиться за самоубийц?
«Милость должна сретаться с истиною»
(Из писем святителя Феофана Затворника)
Можно ли молиться за самоубийц? По какому-то недоразумению вопрос этот некоторыми считается у нас как бы доселе не имеющим определенного решения в нашей Церкви или, по крайней мере, признается таким вопросом, который должен подлежать всестороннему обсуждению и пересмотру со стороны церковной власти.
Из переписки святителя Феофана видно, что и ему не раз приходилось давать ответы по вышеуказанному вопросу. Правда, в его ответах на этот раз мы не находим чего-либо нового и выдающегося: святитель здесь так же, как и во всем остальном, касающемся положительного учения Церкви, строго держится канонических постановлений, но, нам думается, все же нелишним привести здесь его ответы, поскольку они излагаются им замечательно просто, убедительно и доступно для понимания каждого. Кроме того, нельзя не видеть из этих ответов, как мудрый святитель для умиротворения мятущейся совести вопрошающих старается предложить из сокровищницы своего сердца и некоторую долю христианского утешения в их скорби...
«Спрашиваете, — пишет он к одному из вопрошающих, — можно ли молиться за самоубийц? Церковь не велит — как же сыны и дщери будут молиться?.. Тут проглядывает покушение показать, что мы милосерднее Церкви и Самого Бога... Довольно ограничиться жалением об них, предавая участь их безмерному милосердию Божию... Мысль, что можно молиться о тех, кои удостоены церковных похорон, опирается на предположении, что разрешившие церковное погребение не признали убийцу убившим себя сознательно»[2].
С тою же целью — убедить недоумевающих в их неправильном взгляде на нашу Православную Церковь, — будто бы она непременно обязана руководиться во всех отношениях к людям не иначе, как исключительно лишь одним чувством любви, между тем как запрещение ее совершать молитвы о ком-либо, по их словам, значит на словах проповедовать одно, а на деле поступать совсем наоборот, преосвященный предлагает вниманию недоумевающим нижеследующее:
«Любовь, — говорит он, — всем законам и добродетелям, не только евангельским, но и человеческим, гражданским, есть основа; следовательно, всякое действие, согласное с законом, согласно и с любовью, и всякая оценка действия, сообразная с законом, или правосудная, сообразна и с любовью. Но любовь выше и шире закона. Есть действия любви, не определяемые законом положительным, и они нимало не противозаконны; но действия, определяемые законом и не исполняемые лицом подзаконным, суть беззаконны и любви противны, хотя бы они клонились ко благу кого-либо. Особенно это имеет значение в смысле юридическом. Если судья оправдает виновного против закона или наградит недостойного награды, то хотя и доброе по видимому окажет дело виновному и недостойному, но больше сделает зла, чем добра, нарушив любовь к общему благу, власти и правилам[3]. Хвалится, скажете, милость на суде... Так похвально поступлю я, если сумею оказать милость без нарушения правды суда, — иначе милость мою стоит бить батогами. Милость должна сретаться с истиною... Не лучше ли всего решает этот спорный вопрос крест Христов?.. Какая бесконечно великая там любовь, а вместе — какое бесконечно великое правосудие!»
Можно ли молиться за души самоубийц?
Из дневника архиепископа Никона (Рождественского)
Удивительное время мы переживаем! Поднимаются вопросы, тысячу лет назад уже решенные; переоцениваются ценности, веками оцененные; пересматриваются решения, от первых веков христианства состоявшиеся. И что особенно опасно: или забывают, или даже прямо не хотят справиться о том, как и на каких основаниях решала эти вопросы христианская древность, а иногда и сама Церковь, руководительница православной христианской мысли в те далекие от нас времена. Выходит, что наше поколение считает себя как бы умнее, талантливее и обильнее благодатными дарованиями, нежели великие мужи, носители духа христианского, жившие в веках, от нас отдаленных. Если такое самомнение сознательно, то оно преступно, оно свидетельствует об отступлении от Церкви, хотя пока в мысли, — но хочется думать, что больше творится все это бессознательно, как грех неведения, как последствие недостаточного воспитания в духе церковности...