— Учусь.
— Серьезно?
— А что тут серьезного?
— Тогда скажи: в слове «равняться» «о» или «а» пишется?
— «А».
— Вот дьявол! Снова придется все перестукивать.
— Можно исправить.
— Нельзя. Это очень важный документ. Да и могут подумать, что комсомольцы делают грамматические ошибки. Ты к кому?
— К самому главному.
— Жми, — показал он большим пальцем на дверь позади себя. — Он к лекции готовится.
В огромном светлом кабинете расхаживал черноволосый парень, близоруко уткнувшись в какие-то бумаги. Время от времени он потряхивал ими, разводил руками и снова наклонял голову, помогая близоруким глазам разбирать написанное.
— Здравствуйте.
— Я занят.
— Это не имеет значения.
Парень поморгал, наморщил лоб, откинул спадающие на глаза волосы, положил бумаги на стол и как-то растерянно спросил:
— Как это не имеет значения?
— Я должен поговорить о самом важном в моей жизни вопросе.
— Ну-ну?
— Вы не смотрите, что я гимназист. Отец мой — истинный пролетарий. Он при немцах в лагерях сидел. Брат на фронте сражается, мать ткачиха. Все мы такие. А я учусь потому, что отец заставляет, говорит: хоть одного в люди выведу…
— Ты уже кончил?
— Нет, я еще не начинал.
— Неважно. Насколько я понял, ты хочешь вступить в комсомол?
— Верно.
— Тогда садись. Познакомимся. Альфонсас Ближа, секретарь.
— Альгис Бичюс, гимназист.
Мы пожали друг другу руки, но я не сел.
— Рекомендации у тебя есть? — спросил Ближа.
— А зачем? На нашей улице каждый подтвердит, кто я такой и что делал при немцах. Нас большевиками прозвали. А я еще нигде не состою. Правда, отец до войны кое-что делал. Но на него тюрьма повлияла.
— Не трещи как заведенный. Я очень спешу. Гайгалас! — крикнул он во все горло. — Дай этому пареньку анкету и устав переписать! А теперь всего доброго, — секретарь протянул руку. — Ради тебя мы устав менять не будем. Читай как следует. Должен твердо представлять, что такое комсомол.
— В нашей гимназии надо создать кружок политического образования.
— Обо всем — завтра, — он вытолкнул меня в дверь, прямо в объятия юноши, одетого в военную форму без погон.
Тот усадил меня за стол, дал линейку, бумагу и образец анкеты для вступающих в комсомол. Я как можно точнее перечертил анкету, потом переписал устав и подошел к нему, чтобы показать.
— Порядок. Ступай. А в другой раз, как придешь, говори, что ты пока сочувствующий. Я с тобой, как со своим, а ты, оказывается… Компривет!
— Компривет!
Вышел. Первый шаг сделан. Не так уж легко, но и не совсем глупо. Устав я запомнил при переписке, даже повторять не пришлось. Может быть, оттого, что в напряжении был, когда писал. Но я об этом уже не думал. Нужны были рекомендации.
Два комсомольца, имеющие не менее чем годичный стаж, или коммунист — вот задача номер один, и нужно ее во что бы то ни стало решить.
Целую неделю я мучился и не мог найти среди знакомых ни комсомольцев, ни коммуниста. Только что прошел фронт. Люди еще не вернулись домой, а те, что вернулись, больше думали о хлебе, чем о комсомольских делах. Внезапно все решилось само собой. К нам зашел сосед Повилас Ясайтис. Он теперь был большим начальником. А во время немецкой оккупации партизанил в нашем городе. Я тогда ему, как соседу и товарищу Винцаса, оказал несколько услуг.
— Ты еще не комсомолец? — удивился он.
— Рекомендации никак не могу получить.
Повилас ничего не сказал. Вынул авторучку, написал на анкете свое имя, фамилию, дату вступления в партию и… номер билета, не делая из этого никакого секрета.
— Хорошие парни нам очень нужны, — пожал он мне руку. — Желаю удачи. Не благодари. За это спасибо не говорят. Передай привет Ближе.
То, что я написал в биографии за одну ночь, комитет комсомола проверял целый месяц. А в конце сентября тот же парень, одетый в военную форму без погон, приехал на велосипеде и пригласил меня на бюро. Удивительно — таким таинственным словом, оказывается, называют самое обыкновенное заседание.
Едва я кончил рассказывать биографию, посыпались вопросы:
— Откуда ты знаешь Повиласа Ясайтиса? — Его рекомендация произвела на членов бюро большое впечатление; они передавали друг другу анкету и с уважением рассматривали подпись бывшего подпольщика.
— Мы соседи.
— И всего-то? — разочаровался усатый парень, секретарь по пропаганде.
— Нет, когда Повиласа сбросили на парашюте, его мать шила ему зимнее пальто, а примеряла на мне — он невысокого роста.