– Намочи клок шерсти самыми лучшими духами и проведи по руке каждой моей подруги.
Пунну с радостью исполнил повеление красавицы. Он будто очнулся от долгой дремы. Кровь плясала в его жилах. «О, сколько очарования таит в себе благословенный взор возлюбленной!» – думал он, не сводя глаз с прекрасной девушки.
Несколько флаконов он положил в корзиночку Сасси. Та развязала шелковый шнурок и достала из кошелька золотой, но Пунну не взял денег.
– Подождем до завтра,- сказал он.- Сначала посмотрите, понравятся ли вам духи.
Очень уж ему хотелось снова увидеть девушку.
Сасси пришла в лавку на другой день, на третий, однако торговец все не брал плату. Во взгляде Сасси, в ее речи и походке поселилась трепетная птица надежды. И сама она будто обрела крылья, летала над землей, не касаясь ее ногами. Вечером, обнимая мать, она призналась:
– Матушка! Я нашла себе жениха!
– Кто же он, дочка?
– Торговец благовониями…
– Ох, доченька моя, не выдаст тебя отец за купца!
– Да он только с виду купец, на самом деле он мне пара.
На следующее утро Сасси снова отправилась в рощу, прихватив с собой кошелек с золотом и флаконы благовоний. В лавке она вынула флаконы и обиженно сказала купцу:
– Раз не хочешь брать с меня плату, получай обратно свои благовония.
– Я не могу, рани, дважды брать плату за один и тот же товар,- ответил Пунну.
– Разве я тебе уже платила? – изумилась дочь гончара.
– А как же? В первую нашу встречу я получил от тебя больше, чем стоит вся моя лавка.
– Да ты насмешник, купец! Когда это было?
– Еще там, на родине, я твердо знал, что одно прикосновение к твоей руке будет для меня более выгодной сделкой, чем десятикратная выручка за все мое добро!
– Ты, верно, шутишь, красавец-купец!
– Я не купец.
Сасси чуть не запрыгала от радости.
– Я же говорила матушке, что ты не купец! Ну что ж, Пунну, однажды ты уже заплатил за то, что коснулся моей руки. Завтра в это время приходи к нам в сад, и если ты всегда будешь так высоко ценить счастье, держать мою руку в своей, считай, что сделка состоялась. Пунну придет?
– Да, да! Завтра, в это время, в твоем саду…
Перед расставанием Пунну смочил ладони возлюбленной самыми тонкими благовониями. И они простились до следующего дня.
В назначенное время Сасси и ее подруги поджидали Пунну. Он явился с грудой подарков. Девушки окружили прекрасного чужестранца: ведь в какой-то мере он был их собственностью, подобно всякому совершенству, которое принадлежит тем, кто испытывает радость, любуясь красотой. Подружки соединили руки возлюбленных и завертелись вокруг них в такой веселой пляске, что раззадорили даже молодых кукушек, и те залились веселыми песнями.
– Но знаешь, Пунну, мой отец говорит, что отдаст меня только за стиралыцика,- предупредила Сасси. Она сразу хотела разрешить все сомнения.
– Не беда, моя Сасси! Если таково условие твоего отца, Пунну будет стирать белье.
– Но ведь ты, наверное, принц?
– С завтрашнего дня я стану дхоби.
Наступило еще одно «завтра». Болтая о разных пустяках, Сасси как бы между прочим сообщила отцу о своем выборе.
– Пунну говорит, что на самом деле он – дхоби,- сказала она.
– Ну что ж, я посмотрю, как он умеет стирать,- отвечал Махмуд.
На следующее утро, в новой куртке и набедренной повязке, с коротко остриженными волосами, Пунну явился к реке, чтобы показать будущему тестю свое умение. Махмуд положил перед ним узел с грязным бельем, велел дочери принести все необходимое для стирки и занялся своей работой.
Пунну изо всех сил колотил мокрым бельем по доске, а глаза его тем временем не отрывались от Сасси. Какое наслаждение получал он от этого молчаливого лицезрения, от этой безмолвной беседы! А белье рвалось, расползалось под неловкими ударами… Заметив дыры, Пунну пришел в отчаяние. Но Сасси сообразила, как выпутаться из беды.
– Придется бросить на ветер несколько мухаров. Как ты на это смотришь?
– Мои мухары – твои, поступай с ними, как тебе вздумается.
Сасси поведала свой план: она аккуратно свернет белье и на каждую дыру положит по золотому.
Так они и сделали. Махмуд отнес сложенное дочерью белье заказчикам и вскоре вернулся. Никто не пожаловался ему, что белье порвано или плохо постирано. Наоборот, все, казалось, были особенно довольны работой.
Сияющий Махмуд объявил:
– Я согласен с твоим выбором, дочка. Этот Пунну – славный дхоби!
Сыграли свадьбу. Раджа и рани прислали Сасси богатые подарки. На пиру была вся община стиральщиков. Повеселились на славу. Особенно довольны были молодые парни: их гордость и слава – несравненная Сасси осталась жить в родном квартале, да еще привела под стать себе мужа, как видно, тоже доброго дхоби. С некоторого времени берег реки, где работали стираль-щики, квартал, в котором они жили, дом и сад Махмуда уподобились месту паломничества, где божеством была красота.
Пунну и Сасси целые дни проводили на реке, рядом с Махмудом: мужчины стирали, Сасси развешивала и складывала белье. Как бура очищает золото, заставляет его еще ярче сиять, так труд на свежем воздухе оживил и озарил прелесть юных супругов. Молва о них шла и раньше, теперь же ходила легенда о счастливой, райской жизни на берегу. Многие, судьба которых оказалась плачевной, приходили туда полюбоваться сияющими лицами Сасси и Пунну, чтобы радость влюбленных озарила и их убогую, скудную жизнь.
А тем временем над родиной Пунну, над Кач Ма-краном, нависла печаль и уныние. Родители тосковали, изнемогали под бременем стыда. Братьям, Умару и Ту-мару, в сущности не было дела до Пунну: этим плутам и пройдохам он был чужим. Но тут речь шла о «чести семьи». Ведь люди судачили, потешались: «Старший принц, наследник престола, женился на девушке из семьи дхоби! Сам стал стиральщиком!» По наущению принцев рани слала в Бхамбор гонца за гонцом. Те возвращались с одним ответом: «Я всегда буду помнить тебя, матушка! Но престол отца не для меня. Его разделят Умар и Тумар. Если память о брате тяготит их – пусть они меня забудут. Я же счастлив хотя бы тем, что ничего не забыл. Каждая крупица моего Кач Ма-крана, земли, где я родился, где узнал зависть самых близких мне людей, вечно пребудет со мной».
Братья поняли, что сколько бы они ни посылали гонцов, ничего им не добиться. И замыслили они недоброе дело.
«Ты выбрал свой путь в жизни, и не нам осуждать тебя,- писали Пунну Умар и Тумар.- Живи как знаешь. Но дозволь нам хоть повидать тебя, нашего луно-ликого брата».
Сасси была на седьмом небе от счастья. Как же, ведь приедут братья ее Пунну, младшие братья – принцы!
Для их жен заранее приготовили подарки, к приезду желанных гостей был празднично украшен дом.
Все стиралыцики Бхамбора буквально потеряли головы в ожидании принцев. Ведь они остановятся не в царских палатах, а здесь, в квартале дхоби! Каждая хижина была убрана, как невеста перед свадьбой.
Наконец караван принцев прибыл в Бхамбор. Через город вереницей прошли белые, коричневые, черные верблюдицы; на коленях их сверкали золотые украшения, на шеях позвякивали бубенцы, на спинах возвышались обитые шелком сиденья, отделанные по бокам бахромой; тугие затылки напоминали девичьи груди. Рядом с верблюдами шествовали стройные красавцы-белуджи, с плечами борцов, с блестящими черными кудрями, выбивавшимися из-под дерзко заломленных тюрбанов. Спины верблюдов, казалось, прогибались под тяжестью бесчисленных подарков, корзин со свежими и сушеными фруктами.
Четыре дня длился пир в доме Махмуда. Певцы охрипли от песен, бродячие актеры – бханды – дивили всех своим искусством, подружки Сасси с утра до ночи плясали гиддху [7]. Щедрость Умара и Тумара не знала предела; весь Бхамбор благоухал ароматами Кач Ма-крана.
Сасси, жаждавшая скрепить мир между братьями, не знала чем услужить Умару и Тумару: она выспрашивала у их жен о сходстве принцев с родителями, выискивала счастливые приметы, заказала для свекрови ожерелье из мухаров, для свекра – пышные одежды; не забыла она о подарках и сестрам-принцессам.
И вот уже близко расставание. На завтра белуджам предстояло отправиться в обратный путь. Однако грустно ли было жителям Бхамбора расставаться с гостями, или причиной тому было вино, которым щедро потчевали Умар и Тумар, только плясали в этот вечер совсем не так, как раньше, словно бы плясунам никогда до этого не доводилось выходить в круг. Может, утомил их четырехдневный праздник, может, в вино и шербет были подмешаны сонные зелья, но к полуночи веселье стало гаснуть, люди – разбредаться по углам, и часа через два все уже спали, кроме гостей-белуджей.