Сами Халиди встал с кресла и прошёл по библиотеке. Резким щелчком он выключил радиоприёмник. Потом взглянул на жену.
— Это — начало трагедии, сказал он.
В этот самый момент в другом конце Иерусалима, в арабском квартале, который был назван в честь его семьи, Насреддин Нашашиби услышал слова своего отца:
— Это — начало войны.
Подобно тому, как толпы парижан наводнили улицы в день освобождения своего города от немцев, подобно тому, как жители Лондона и Нью-Йорка праздновали окончание войны, так же и евреи Иерусалима ликовали — как, может быть, ещё не ликовали ни разу за всю свою долгую историю, ибо этот счастливый день возвещал конец ожиданию, длившемуся два тысячелетия.
Давид Ротшильд выслушал новость в своём крохотном баре в компании двух молодых девушек. Как только смолк голос диктора, все трое сразу же ринулись на улицу, пока ещё пустынную. Гогоча, как малые дети, они побежали по улице Короля Георга V, барабаня кулаками во все двери и во весь голос крича безмолвным стенам и окнам:
— У нас есть государство! У нас есть государство!
Двое офицеров Ҳаганы, Мордехай Газит и Залман Март, вскочили в принадлежавший Марту старенький «шевроле» и понеслись по Иерусалиму, без устали гудя клаксоном, пока Газит не убедился, что весь город на ногах.
По мере того, как радостная весть распространялась по городу, в домах распахивались окна и люди начинали громко перекликаться с соседями. В пижамах и домашних шлёпанцах, в купальных халатах и в пальто, накинутых поверх нижнего белья, жители Иерусалима высыпали из домов. Ури Авнер на углу улицы Бен-Йеҳуды присоединился к толпе студентов, которые лавиной неслись по мостовой. Из дверей домов выскакивали всё новые и новые люди. На углу улицы Яффо их остановил британский патрульный автомобиль.
— Вы что, не знаете, что сейчас уже первый час ночи? — спросил офицер.
— Вы что, не знаете, что у нас есть государство? — закричали из толпы.
Группа юношей установила громкоговоритель в кузове движущегося грузовика и призывала иерусалимцев выходить на улицы. Их тоже остановила британская патрульная машина, но потом она сама пристроилась за грузовиком и стала помогать ему собственным громкоговорителем.
Реувен Тамир вместе с группой своих друзей взломал киоск, в котором днём продавались кондитерские изделия и прохладительные напитки. Когда они начали раздавать пирожные, появился разъярённый владелец киоска. Но поняв, что в такую ночь не приходится думать о деньгах, он начал помогать раздавать свои запасы. В этот момент мимо пронеслась толпа людей, неся на плечах еврея — офицера полиции и громко крича:
— Он будет нашим первым министром полиции!
Тамир улыбнулся: этот полицейский был его отцом.
Открылись рестораны и бары — владельцы веселились не меньше посетителей. Директор винного магазина «Кармиэль Мизрахи» выкатил на улицу Бен-Йеҳуда бочку красного вина и стал угощать всех подряд. На улицах Меа-Шеарим — квартала религиозных ортодоксов — юноши из ешиботов и бородатые раввины стояли с бутылками коньяка в руках, чокались и кричали «Лехаим!». Водители кинулись к своим автобусам и стали возить людей с окраин в центр города. К двум часам ночи центр Иерусалима кишел людьми, ошалевшими от радости.
На всех углах счастливые юноши и девушки плясали хору или, взявшись за руки, ходили по улицам и пели «Хатикву». Звучали старые сионистские песни на иврите, русском, чешском, польском, немецком, венгерском и других языках. Незнакомцы обнимались друг с другом. Ури Коэн, студент-биолог Еврейского университета, целовал каждого встречного на пути от своего дома до центра города.
Ко всеобщему веселью присоединились даже англичане. На улице Короля Георга V Яаков Соломон со страхом увидел, что навстречу ему движется британский броневик. Яаков похолодел.
Он был солдатом Ҳаганы и находился на дежурстве; на бедре у него висела сумка, в которой лежали пистолет и ручная граната; если бы его сейчас поймали, он вполне мог заработать пожизненное заключение в британской тюрьме. Пока он лихорадочно размышлял, что ему делать, группа каких-то юношей кинулась к броневику и стала обнимать британских полицейских. Ошеломлённые англичане смущённо улыбались и отвечали на объятия. «Впервые, — подумал Яаков, — евреи сходят с ума от радости, а англичане спокойно к этому относятся».