Арабские государства, которые в Каире были столь щедры на обещания, теперь не очень-то раскошеливались: они давали разве что десятую часть необходимых средств. Аззам Паша, генеральный секретарь Арабской лиги, нередко в один и тот же день писал письма с широковещательными обещаниями обеспечить военный лагерь Катана оружием, снаряжением и довольствием — и одновременно письма арабским правителям, в которых он умолял их выполнить свои обязательства.
Вся эта сирийская сумятица вызывала у очевидцев разные чувства, но никто не определил её лаконичнее, чем невысокий англичанин, который с вершины холма, находившегося в другой арабской столице, командовал самой боеспособной и профессиональной армией на Ближнем Востоке. Джон Бегот Глабб, или Глабб-паша, командир Арабского легиона, назвал Дамаск «сумасшедшим домом».
Та же проблема, над которой ломал голову генеральный секретарь Арабской лиги в Дамаске, занимала и руководителей Еврейского агентства в Тель-Авиве. В один январский вечер они собрались выслушать отчёт своего казначея Элиэзера Каплана. Каплан только что вернулся из поездки по Соединённым Штатам, куда он отправился собирать деньги, — и вернулся практически с пустыми руками. Американские еврейские общины, которые долго были финансовым оплотом сионистского движения, перестали отзываться на бесконечные призывы своих палестинских братьев.
— Настало время, — заявил Каплан, — осознать реальную действительность. В эти критические месяцы, которые нам предстоят, мы ни в коем случае не можем рассчитывать, что Америка даст нам больше пяти миллионов долларов.
Эта цифра как громом поразила собравшихся. Один за другим они оборачивались к приземистому человеку, который с плохо скрываемым нетерпением слушал отчёт Каплана. Давид Бен-Гурион лучше чем кто бы то ни было понимал, сколь серьёзными могут оказаться последствия того, о чем доложил Каплан. Винтовок и пулемётов, закупленных Эҳудом Авриэлем в Праге, было достаточно, чтобы сдержать палестинских арабов, но против танков, артиллерии и авиации, против регулярных армий арабских стран эти ружья и пулемёты были совершенно бессильны, как бы мужественно евреи ни сражались. Бен-Гурион уже составил план оснащения современной армии. Чтобы претворить этот план в жизнь, требовалась сумма в пять-шесть раз большая, чем та, которую назвал Каплан. Резко встав со своего места, Бен-Гурион оглядел собравшихся.
— Каплан и я должны немедленно выехать в Соединённые Штаты, — сказал он. — Мы заставим американцев понять всю серьёзность положения.
В этот момент Бен-Гуриона прервал негромкий женский голос.
Это был голос той самой женщины, которая когда-то обрела свою сионистскую веру, собирая пожертвования в Денвере, штат Колорадо.
— То, что вы делаете здесь, я делать не могу, — сказала Голда Меир. — Однако я могу сделать то, что вы собираетесь делать в Америке. Оставайтесь здесь и позвольте мне поехать в Соединённые Штаты собирать деньги.
Лицо Бен-Гуриона побагровело. Он не любил, когда ему противоречили.
— Нет! — сказал он. — Дело настолько важное, что должны поехать мы с Капланом.
Однако другие руководители Еврейского агентства поддержали Голду. И вот через два дня Голда Меир в лёгком весеннем платье и с дорожной сумкой в руках прилетела в Нью-Йорк.
Был промозглый зимний вечер. Она собиралась в такой спешке, что не успела съездить в Иерусалим и взять свои тёплые вещи.
У женщины, которая прилетела в Америку за миллионами, в сумочке лежала одна десятидолларовая бумажка. Когда изумлённый таможенный чиновник спросил её, на что она собирается жить в Америке, Голда ответила:
— У меня здесь семья.
Два дня спустя Голда Меир выступала в Чикаго перед собранием выдающихся членов этой семьи. Это были лидеры Совета еврейских организаций, съехавшиеся из сорока восьми штатов.
Их конференция и приезд Голды Меир в Америку совпали по времени совершенно случайно. И теперь в зале ресторана чикагского отеля перед ней сидело большинство крупнейших финансовых магнатов американского еврейства — те самые люди, к которым она была послана за поддержкой.
Перед дочерью плотника с Украины стояла труднейшая задача. С 1938 года она не была в Соединённых Штатах. Во время прежних приездов она встречалась в Америке почти исключительно с пламенными сионистами и социалистами, такими же, как она сама. А сейчас перед ней сидели еврейские лидеры, исповедовавшие самые разные взгляды; к сионистским идеалам многие из этих людей были совершенно равнодушны, а некоторые даже враждебны.
Её друзья в Нью-Йорке убеждали её постараться избежать этой встречи. Руководство Совета еврейских организаций не было сионистским. На Совет оказывали сильнейшее давление его собственные учреждения в США: больницы, синагоги, культурные центры, которые остро нуждались в средствах. Еврейским организациям Америки, как уже понял Каплан, надоело постоянное попрошайничество из-за границы. Но Голда настаивала. Она позвонила в Чикаго Генри Монтору, директору Объединённой еврейской компании, и несмотря на то, что список ораторов был давно утверждён, добилась права выступить на конференции. Затем, задержавшись в Нью-Йорке лишь для того, чтобы купить зимнее пальто, Голда отправилась в Чикаго.