— Понимаю, — сказал Абдалла. — Конечно, евреи вынуждены защищаться. Однако за последнее время положение совершенно изменилось. Дейр-Ясин воспламенил арабский народ. Раньше я был один, — добавил Абдалла, — теперь я один из пяти. И я больше не могу принимать решений единолично.
Голда и её спутник, блестящий востоковед Эзра Данин, тактично напомнили королю, что евреи — его единственные истинные друзья.
— Знаю, — ответил Абдалла. — У меня нет иллюзий. Я всем сердцем верю, что божественное провидение вернуло вас, семитский народ, скитавшийся в изгнании на чужбине, на древнюю родину и что вы будете способствовать процветанию семитского Востока, который нуждается в ваших знаниях и предприимчивости. Однако, — добавил он, — положение сейчас трудное. Имейте терпение.
— Еврейский народ, — мягко заметила Голда, — терпел две тысячи лет. Но теперь настал наш час обрести свою землю, и этот час нельзя отсрочить. Если мы не сумеем достичь взаимопонимания и Ваше Величество хочет войны, то боюсь, война начнётся. Мы уверены в победе. И, возможно, после войны мы встретимся снова как представители двух суверенных государств.
— Мне очень жаль, что прольётся кровь, — сказал король. — Я тоже надеюсь, что мы встретимся вновь и что отношения между нами не прервутся.
Так закончился разговор, который мог бы предотвратить войну между евреями и арабами. У порога Данин остановился и обернулся к Абдалле.
— Ваше Величество, — сказал он, остерегайтесь ходить в мечеть среди толпы и позволять целовать край Вашей одежды. В Вас могут выстрелить.
— Хабиби, друг мой, — ответил Абдалла, — я рождён свободным человеком и бедуином. Я не могу отказаться от обычаев своих отцов и стать пленником собственной стражи.
Все трое пожали друг другу руки. Последним, что увидел уходя Данин, была стройная фигура короля, который стоял на лестнице в белом одеянии и тюрбане и махал им на прощание рукой.
29. Большинством в один голос
Давид Бен-Гурион напряжённо вглядывался в лица девяти человек, сидящих перед ним в здании правления Еврейского национального фонда в Тель-Авиве — членов национального Совета, созданного Бен-Гурионом взамен исполнительных органов Еврейского агентства. Из тринадцати членов Совета трое отсутствовали. Лидерам сионистского движения предстояло сейчас решить, будет или не будет провозглашено суверенное Еврейское государство.
Тяжесть столь ответственного решения легла на плечи именно этих людей по разным причинам. Трое из членов Национального совета были раввинами — выразителями религиозного сознания тех людей, чья привязанность к земле Израиля была проявлением их верности духовному наследию еврейства.
Другие, как Голда Меир, Элиэзер Каплан и Моше Шарет, уже в течение многих лет состояли членами Исполнительного комитета Еврейского агентства, преемником которого стал национальный Совет. Третьи были относительно новыми лицами, введёнными в Совет на случай, если он станет Временным правительством.
Бен-Гурион с беспокойством заметил, что лица его соратников выражают озабоченность и растерянность. Решимость членов партии Мапай, руководимой Бен-Гурионом, была поколеблена сообщением Моше Шарета о его недавней беседе с государственным секретарём США Джорджем Маршаллом, который предложил подождать с провозглашением Еврейского государства, обещая в этом случае добиться решения конфликта между евреями и арабами мирным путём. Сообщение Голды Меир о безрезультатной встрече с Абдаллой только усилило сомнения.
Теперь, по просьбе членов Совета, Игаэль Ядин представил подробный отчёт руководства Ҳаганы с оценкой шансов молодого Еврейского государства в столкновении с арабскими армиями.
Ядин считал, что если принятие предложения Маршалла позволит выиграть время и ввезти в страну достаточное количество оружия, то стоит согласиться с ним. Если же евреи не примут предложения Маршалла и война разразится немедленно, Ҳагане придётся выдержать суровое испытание. Намерения Сирии были известны, ибо агенты Ҳаганы проникли в сирийский штаб; однако планы Ирака, Египта и Арабского легиона оставались тайной. В лучшем случае у Ҳаганы было пятьдесят шансов из ста.
Когда Ядин закончил своё выступление, Бен-Гурион невольно поморщился, почувствовав подавленное состояние слушателей.
Он решил высказаться.
— Я опасаюсь за наш боевой дух, — сказал он. — До сих пор нам везло: ишув пока что не потерял ни одного из своих важных центров. Однако если противнику удастся захватить часть нашей территории или населённых пунктов, решимость к сопротивлению ослабеет. А те испытания, которые нам предстоят, неизбежно будут сопряжены с тяжёлыми потерями. Это может вызвать у людей недовольство и привести к крайне серьёзным последствиям.