О смерти назло, или как я научился думать
Говорят, смертельно больной человек, проходит пять психологических стадий. Отрицание, злость, сделка, депрессия и принятие. Как будто все мы, однотипные болванчики, которые действуют по единственно верному алгоритму, абсолютно предсказуемо и, похоже. Что ж, я могу согласиться с этим, но не до самого конца. И это, наверное, странно, что подобные мысли приходят мне в голову именно сейчас, когда ледяная вода вокруг рвется в легкие, а руки и ноги не могут сделать ни единого спасительного движения. Потому, что сломаны. Как и часть ребер, кажется. Однако, обо все по порядку. Ну, или не совсем. Какая, в общем, разница, если эти последние секунды способны вместить в себя события нескольких месяцев. Еще с первой встречи я начал звать ее Лиззи. Элизабет Каннинген. Достаточно благородная фамилия как, впрочем, и она сама. Голубая кровь современного мира, с аристократически белой кожей, светлыми, кудрявыми волосами, и огромными, серыми глазами в обрамлении пушистых ресниц. Наверное, можно сказать, что я влюбился мгновенно. Хотя, если так задуматься - куда уж мне? Бедный студент, живущий в общежитии с двумя сожителями. Не доделанный поэт и самоучка во всем. Какие тут могут быть шансы? Однако, чем-то я ей все же приглянулся. Как, смеясь, потом сказала сама Лиззи, ее покорила моя наглость, безбашеность и абсолютная наивность в поступках и мыслях. Я не буду пересказывать все наши счастливые дни. Да и, что можно рассказать о первой любви? Я летал. Последние деньги с маленькой стипендии уходили на цветы и редкие посиделки в нашем любимом кафе. Я просто утонул в этих огромных глазах. И тем больнее сейчас вспоминать финал. Он не был не предсказуем. Мы пришли к этому постепенно, незаметным комом мелочей, взорвавшимся в один ужасный момент. Я увидел их вместе, перед самым концом. Ничего особенного - просто новый друг, разделивший ее увлечение музыкой. Чуть взрослее, чуть умнее, хотя и не особо привлекательный внешне. Я заподозрил не ладное, когда она начала избегать меня, ссылаясь на важные дела. Поцелуи чуть менее искренни, слова невпопад, и глаза смотрящие куда-то в сторону. Давай, останемся друзьями. Как это мерзко и глупо. Как? Ну как я смог бы сохранить хоть какие-то теплые чувства по отношению к ней, когда она... с НИМ. И это было начало первой стадии. Я не поверил. Глупо улыбнулся, услышав эти слова. Совсем не обратив внимания, на боль застывшую в них. Мозг просто отказался воспринимать подобную информацию. Нет, нет, нет. О чем ты, родная? Как можешь, ты так говорить?! Я выскочил из кафе как ошпаренный, не слыша ее криков мне в спину. Этого не могло быть. Но это произошло. Я сомневаюсь в своей адекватности в последующие два часа. Я просто блуждал по вечерним улицам, пряча лицо за шапкой волос. Почти не сдерживая стекающие по щекам слезы. Не замечая ничего вокруг. И это послужило началом перехода к стадии номер два. Я со всего маху налетел на не зажженный, фонарный столб. Отшатнулся, шага на два назад, и плюхнулся на мостовую. Ошеломленный неожиданной болью. Кровь хлынула из разбитого носа ручьем. И это в раз осушило мои слезы. Да ведь она меня предала! Милая, нежная, и такая родная Лиззи попросту вышвырнула меня из своей жизни за ненадобностью. Как старую надоевшую игрушку. Мразь. Проклятая, белобрысая мразь! Я вскочил с мостовой, и бросился бежать. Не разбирая дороги. Не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих. Сжигая в запале ненависти все имеющиеся у меня физические силы. Мерзость, тварь, убожество, да как она посмела?! Я бежал и бежал, не смотря по сторонам, и почти ничего не видя из-за плещущих по глазам волос. Но любому бегству, любым, даже самым сильным порывам, рано или поздно приходит конец. Окончательно перестав разбирать происходящее вокруг, я со всего маху налетел на застывшую в темном переулке пару. Дородный джентльмен лет тридцати, и экстравагантная дама, со сдвинутым на затылок головным убором, не скрывающим, впрочем, очень идущей ей короткой стрижки. Он устоял, и чуть обхватил меня за плечи, не давая продолжить движение: -Хэй, парень, нельзя ли полегче?! - густой, хриплый голос подействовал на меня как ушат холодной воды -Я... простите. Я ненароком -Ба, приятель, да ты весь в крови! - Он посмотрел мне прямо в глаза, и стало вдруг как-то не по себе, от этих внимательных серо-голубых глаз. -Да, я... - тут, я позорно хлюпнул носом - Кажется, нос разбил. -Ну, если будешь так носиться, можешь не только нос разбить, но и оторвать себе что-нибудь - он ухмыльнулся, протягивая мне носовой платок, и я краем глаза заметил, как дрогнули в легкой улыбке уголки губ его женщины. С благодарностью приняв платок и зажав переносицу, я вдруг понял, что вся моя злость куда-то испарилась, оставив лишь глухую, щемящую пустоту. Он отмахнулся, когда я попытался вернуть платок, озорно подмигнул, и, подхватив даму под локоть, увлек ее куда-то в круговерть освещенных улиц. А я побрел дальше, зажимая разбитую переносицу и пытаясь осознать все, что приключилось за этот странный вечер. Так, началась третья стадия. Сделка. А что, если все еще можно исправить? Если я стану лучше, умнее. Приобщусь к столь непонятной для меня, но любимой ей музыке. Состригу волосы и начну заниматься спортом. Неужели я не смогу зажечь в ее сердце огонек того чувства, что полтора года скреплял наши души? Но чем дальше я уходил по незнакомым тротуарам, чем глубже запахивался в тонкое, осеннее пальто, ежась от ночного холода, тем больше понимал, что все бесполезно. И, так, незаметно, я перешел к последней в моей истории стадии. К депрессии. Если честно, я до сих пор не могу понять, где умудрился урвать бутылку с дешевым спиртным. Крепкий коньяк обжег горло, но согрел тело и даже - на какое-то время душу. Я и не заметил, как далекие часы начали отбивать полночь, когда ноги сами вывели меня к старому, залитому ярким светом фонарей, мосту. Ничего удивительного, что вокруг не оказалось ни души. Знаменитый мост влюбленных. Какая жестокая ирония судьбы. Кровь давно перестала капать, и я выбросил платок. Высохли слезы. Лишь выпивка непривычным комом встала в горле, явственно просясь наружу. -Ну, прыгай, коли собрался. Сначала я даже не отреагировал на клокочущий голос, откуда-то слева и сзади. Свесив руки и опираясь грудью на ограждение, я мог думать только о смерти. -Парень, не тяни резину. Здесь, в общем-то, достаточно холодно. Только теперь, я услышал его, и обернулся, с замершим на губах пожеланием отправляться к дьяволу. Потому именно оттуда он и явился. Казалось бы, что необычного в человеке, облаченном в дорогой костюм и хорошие туфли, с тонким, осенним пальто, накинутым на плечи? Да, в общем-то, ничего, если не учитывать, что вместо головы у него скалящийся череп. Да, улыбающийся мерзкой, наглой улыбкой череп. -Ну, что уставился? -А ты... кто? - я так опьянел, что даже не ощутил положенного страха или отвращения. -Хрен в пальто - он грязно выругался, да так, что у меня покраснели уши - Ты будешь прыгать, или как? -А ты, не поторапливай - огрызнулся я - Раскомандовался тут Череп внезапно расхохотался. Гулко и клокочуще, но с явственным удовольствием. -А ты, нахал, молодой человек. Сказать такое, в лицо собственной смерти, не каждый осмелится -Так я уже умер? - тут, я слегка опушил, чувствуя полное отупение -Нахал. Но дебил - констатировал череп. -Да ну тебя - я отмахнулся, и снова отвернулся к ограждению, чувствуя лишь пустоту и перестав обращать внимание на страшного собеседника. Он помедлил чуть. Зачем-то щелкнул пальцами. И встал рядом - чуть сзади и слева. Выпуская кольца дыма, из неизвестно откуда взявшейся сигары. -Ты, ведь уже все решил - это не вопрос, скорее утверждение. -Да, наверное - я вздохнул, и взлохматил волосы, с досадой сплевывая в реку - Пускай удавится со своим белобрысым. -Назло значит. Ну, тоже неплохо. -Послушай. А что, там... наверху -Небесные хляби, чистилище. Внизу ад - он поскреб подбородок и точным щелчком отправил потухшую сигару в воду - Все, как вы любите -А меня... куда? -А бог его знает. По пути разберемся. Мне показалось, что он слукавил. Впрочем, мне стало уже все равно. Я расправил руки, забираясь на ограждение. Умирать, так с помпой. И конечно, позорно запнулся, кубарем полетев в воду. Падение. Удар. И вот, мы снова здесь. В ледяной воде, где я не могу сделать спасительного гребка сломанными руками и ногами. Здесь, где считанные секунды отделяют меня от попутчика с костяной головой. И, больше всего на свете, именно сейчас, я хочу жить. Жить и жить, ощущая боль и радость, счастье и злость. Даже боль от разлуки, и ненависть к Лиззи, отступили перед этой всепоглощающей жаждой простого существования. Ничто не может быть сильнее этого. Ледяная вода хлынула в легкие и наступила тьма. Судорожный кашель скручивает мое тело попола