Я мало говорил [о жизни особ, что живут] рядом с нами, [прячась] за бамбуковыми шторами и занавесками[984] в своих домах, неважно — высокого они или низкого звания. Пусть так, но прислужницы и девчонки разносят все вплоть до самой ничтожной новости о ближнем окружении каждого государя и прочих высокородных и не слишком особ — разве нет? И ни разу не случилось, чтобы мне о чем-нибудь не сообщили, может быть, это вас и удивит. Но о подобном уж точно не стоит много рассказывать.
Есть, верно, и такие, кто не могут без усмешки внимать рассказам о старине, ведь они, словно людские пересуды, становятся достоянием всех. Сегодня я только потому и говорил, что господин[985] счел мои рассказы прекрасными и занимательными и поддакивал, ободряя. Если продолжить, — а осталось-то бесконечное множество историй! — можно говорить и говорить без умолку. Захотите и вправду меня послушать, пришлите за мной какую-нибудь клячу. На ней и приеду. Хотел бы в вашей обители обрести всю полноту учености, вам присущую, постичь все до конца — ведь с давних пор не встречал никого, кто мог бы так поддерживать беседу. По некоторым достойным восхищения замечаниям, кои вы время от времени делали по мере моего рассказа, я осмелюсь заключить, что вы приходитесь праправнуком [нам], старцам. Ваши знания убеждают меня в мысли, что вы заглядывали в старинные дневники и прочие [сочинения], и это выдает ваш весьма утонченный вкус. Как мне, человеку низкого звания, достичь подобной учености? Ведь я только вызываю из памяти то, что видел и слышал, и, напуская на себя умный вид, о том повествую. Когда же встречаю человека истинной [учености], со стыда сгораю — а ну как упрекнет он меня, пусть мысленно, [в невежестве]. Хоть и староват я для учения, но рад был бы узнать кое-что, задавая вам вопросы, — так сказал [Ёцуги].
Сигэки добавил:
— Совершенно согласен. И мне непременно сообщите, когда будете собираться. Я приду, опираясь на трость.
И они вместе закивали в знак согласия. [Ёцуги продолжал]:
— Однако молодые люди, кои не обладают вашими знаниями, могут подумать: “Кто этот старец, плетущий небылицы?” Намеренно я не мог ни одним словом исказить события, да засвидетельствуют это Три Драгоценности сего храма[986] и Будда и все Бодхисаттвы, к коим взывает сегодня наставник, проводящий церемонию разъяснения [Сутры Цветка Закона]. Я с младых ногтей соблюдал десять заповедей[987] и в первую очередь следовал заповеди “не лги”, и благодаря этому жизнь моя длится и длится. А уж явившись нынче в сад сего храма на церемонию, сей заповеди посвященную, — как осмелился бы придумывать и домысливать!
В начале мира человеческая жизнь продолжалась почти всегда восемьдесят тысяч лет. Постепенно она становилась все короче и короче. пока не сравнялась с веком; тогда-то и появился Будда. Чтобы показать людям, что жизнь и смерть не различимы, он погрузился в Нирвану в возрасте восьмидесяти лет, сократив течение жизни на двадцать лет. С той поры и до [нынешнего] года минула одна тысяча девятьсот семьдесят три года[988]. Погрузившись в восемьдесят лет в Нирвану, Сака нё:рай хотел показать, сколь неопределенны земные сроки и Будды, и человека. Нынче изредка слышим о девяностолетних и столетних людях, но наш, старцев, возраст поистине исключителен, недаром говорят. “В сем есть глубочайший смысл, это поистине редкость из редкостей”. В далекой древности до таких лет не доживали. Начиная с императора Дзимму[989], на протяжении более двадцати поколений — десяти уж наверное ! — правили государи, жившие по сто и более лет, но в последних поколениях такое долголетие, как у [нас], старцев, — диковина из диковин. Думаю, так случилось, потому что мы в прежней жизни исполняли заповеди, и, надеюсь, возвратимся [в тот мир], не нарушив их и в сей жизни. Пусть услышат меня Пресветлые боги-ками и [Будды], пребывающие на Пути Мрака, что явят сегодня в Главном храме свой истинный облик! — воскликнул Ёцуги.
[Старцы] с торжествующими лицами обмахивались веерами и словно бы переглядывались. А прочие чувствовали смущение — настолько выказанное Ёцуги знание событий государственных и частных превосходило мыслимые человеческие пределы. Тут [Сигэки] предложил:
— Подсчитайте-ка, сколько лет Сигэки! А то печалюсь, что не ведаю собственных годов.
Слуга согласился:
— Давайте.
[Слуга сказал Сигэки]:
—Вы говорили, что в тринадцать поступили [на службу] к Великому министру о:ки-о:доно [Тэйсинко:], значит, вам было, по крайней мере, десять в тот год, когда монах-император Ё:дзэй отрекся от престола[990]. Если так и поскольку вы более чем на десяток лет моложе господина Ёцуги, то теперь вам чуть больше ста семидесяти-ста восьмидесяти, — и, считая, загибал [пальцы].
984
...[особ, что живут] рядом с нами, [прячась] за бамбуковыми шторами и занавесками… — Здесь речь идет о женщинах, которые в эпоху Хэйан не показывались на людях.
986
Три Драгоценности сего храма — см. коммент. 12 к гл. “Великий министр Корэмаса” (прим. 73, свиток III).
987
Десять заповедей
988
С той поры и до [нынешнего] года минула одна тысяча девятьсот семьдесят три года. — Здесь счет ведется по другой японской системе летосчисления, берущей начало от дня смерти Будды.
989
Император Дзимму — полулегендарный первый император Японии, правил с 660 по 585 г.д. Считается, что он прожил 120 лет. По еще одной системе летосчисления 1-й год от царствования императора Дзимму соответствует 660 г.д.
990
...вам было, по крайней мере, десять в тот год, когда монах-император Ё:дзэй отрекся от престола. — Ё:дзэй отрекся в 884 г., значит, Сигэки родился в 874 г., и в 1025 г. то есть во время беседы старцев в храме Урин-ин, ему 151 год, управляющий же утверждает, что старцу 170-180 лет и даже больше.