— Ах, нет, это замечательно! Вы будто бы поднесли зеркало, в котором отразились многие императоры, а еще деяния многих министров, и у нас такое чувство, словно мы вышли из тьмы прошедших лет, и утреннее солнце ярко осветило все. Зеркало в шкатулке для гребней в покоях жены замутилось, в нем ничего не разглядеть, мы не собрались отполировать его, так оно и лежит ненужное, брошенное в шкатулке для гребней, и мы привыкли к тому. Когда слушаешь ваши рассказы, то кажется, что стоишь против ясного зеркала, и, с одной стороны, смущает, что так отчетливо видишь свое лицо, а с другой — замечательно, что так хорошо видно. Вот так чудо! Сдается мне, прибавит оно десять-двадцать лет жизни старику.
И это было так забавно, что людей, смотревших и слушавших, разбирал смех, хотя и было им оттого стыдно.
Думаю я, речи [Ёцуги] не были никчемными, пустыми, и все внимательно слушали. О:инумаро предложил:
— Ах, вот, послушайте, пожалуйста, я сочинил стихотворение.
И Ёцуги в ответ на это:
— Чувства переполняют меня. Давайте послушаем! И тогда Сигэки смиренно произнес:
И когда он прочел, Ёцуги очень взволновался и, пробормотав [про себя] много раз, с натугой сочинил ответное стихотворение:
— Разве не мнится вам, будто стоите вы перед модным зеркалом в форме цветка мальвы о восьми лепестках, помещенным в лаковую шкатулку, украшенную перламутром? Нет-нет, такие зеркала ярко сверкают, но легко тускнеют. Конечно же, древние зеркала старинного фасона — белые, металлические, хотя и не отполированы человеческими руками, сияют так ярко, — так говорил [Ёцуги].