О:кагами - Великое зерцало

Должно быть, на сердце у принца, пребывавшего в ожидании, хотя он и принял решение, было неспокойно. Людям, не знавшим намерений [принца], — при том, что его никто не навещал, — казалось загадочным вчерашнее появление господина среднего военачальника Второго ранга тюдзё: [Ёсинобу]: еще более изумлены они были в этот день, когда придворные прибыли такой толпой, будто [канцлер кампаку] направляется к святилищу Камо с бегущими впереди разгоняющими народ челядинцами. Те же, кто были хоть немного посвящены в дела [принца], думали, что речь пойдет о событиях приятных: “Видно, будут совещаться о хранительнице Высочайшего ларца микусигэдоно”, — и похоже было на то. Те же, кто совершенно ничего не знал, в сердце своем опасались: “Не случилось ли чего с государем [Го-Итидзё:]”.

Такие мысли приводили в сердечный трепет — ведь это было бы куда как прискорбно. Даже матери-императрице хаха кисаки [Сэйси] не дали знать. Она сочла весьма странным, что у дворца государя так шумят, и послала узнать, но дорога, по которой обычно ходили придворные дамы, оказалась закрыта. Хотя [принц] твердо решил: “Поведаю господину [Митинага] обо всем, о чем думал с давних пор”, — но когда настал момент осуществить задуманное, он, как и следовало ожидать, заволновался в сердце своем о том, что его ждет. Когда же [принц] стал держать речь перед господином, то совсем оробел: тогда повторил сказанное накануне, но вкратце. Господин в ответ спросил его: “Как вы пришли к такому решению?” [Митинага] иначе взглянул на сокрушения его сердца, и пролил несколько слезинок и со словами: “Раз уж вы решили, то сегодня благоприятный день”, — и совершил отречение.

Сейчас же были учреждены [при дворе] службы отрекшегося [принца], сделано множество новых назначений. В службах отрекшегося сохранили тех же чиновников и архивариусов куро:до, [что состояли при нем как при наследном принце]. Главой управления [двора принца] бэтто: стал управитель двора средней императрицы гон-таю: [Ёсинобу], он спустился вниз и вознес благодарность[351]. Едва все дела устроились. [Митинага] удалился.

Когда господин [Митинага] еще находился [у принца], произошло нечто достойное сожаления: неизвестно каким путем пожаловала придворная дама от матери-императрицы хаха кисаки [Сэйси]. Дама, словно не понимала, что ее изволит ясно видеть [Митинага], собою была весьма неказиста, дрожала как осиновый листок и промолвила прерывающимся голосом:

— Как вы могли так поступить?

На что [господин] изволил сказать: “Печально, и вместе с тем забавно”. Точно не известно кто был императорским посланцем[352]. Все произошло так внезапно, что неведомо, какие дары [были преподнесены принцем посланцу]. Так рассказывал слуга.

[Ёцуги добавил]:

— Именно господин [Митинага] изволил позаботиться о дарах — раз уж Дело зашло так далеко, мог ли он медлить?

[Слуга продолжил]:

— Когда снимали посты ночной службы огня[353] и караульную стражу, нашлись люди, что не в силах были перенести [это зрелище][354]. Тем более можно представить себе, какие чувства испытывали императрица-мать ко:го:-но мия [Сэйси], госпожа высочайшая наложница нё:го Хорикава[355] и другие, что лелеяли большие надежды [о будущем наследного принца]. Люди в мире говорят, что госпожа высочайшая наложница нё:го сложила песню на случай:

О, как ошибались
В наших думах-надеждах!
Думали, к облачному колодцу
Ввысь, в небо, потянется
Дым сигнальных костров.[356]

Но вряд ли это было возможно. Чтобы сложить столь выдающуюся песню, необходимо обдумать ее сюжет. [Такие строки] могли бы позже сами собой всплыть в сердце, но как суметь сочинить такое сразу, на публике, как о том передают люди?! — воскликнул [слуга].

Старец [Ёцуги] тихо-тихо прошептал:

— Поистине, такое часто случалось, как мы слышали, и в старину, во времена, когда происходили важные события.

[Слуга]:

— После того как [Митинага] принудил [принца] сложить с себя сан, он принимал его как зятя, и люди говорили: так сложилось, что ему оказывали самый теплый прием и поистине этого было достаточно, чтобы порадовать его. Когда подавали кушанье, [Митинага] находился в трапезной и самолично вытирал столик и посуду, пробовал пищу, не отравлена ли. Он подносил ее к проему в ширмах-сё:дзи и передавал придворным дамам, находился совсем рядом, когда подавали на стол в Зале приемов, и следил, чтобы не случилось оплошностей. Печально, что все это тешило тщеславие [принца]. В то время даже не помышляли о том, чтобы [ныне] покойного принца [Ацуясу], главу ведомства церемоний сикибукё:, сделать [наследным принцем]. Неловко, когда говорят без толку о делах ныне живущих людей, другое дело, если речь идет о делах старины.

351

...он спустился вниз и вознес благодарность — за назначение на должность.

352

Императорский посланец — в данном случае — вельможа высокого ранга посылался к новому принцу с известием о возведении его в сан наследного принца, тот же должен был его отдарить, но в суматохе это важное событие прошло незамеченным.

353

Посты ночной службы огня (хитакия) — устанавливали на территории императорского дворца, в резиденциях принцев крови, императриц и прочих членов императорской семьи; это — переносные палатки, где темными ночами караульные жгли огонь. Комментаторы отмечают, что о назначении таких постов известно мало.

354

... нашлись люди, что не в силах были перенести [это зрелище]. — То есть не могли стерпеть, что отрекшийся принц лишается привилегий.

355

Высочайшая наложница нё:го Хорикава — Энеи (ум. в 1019 г.), дочь Акимицу, первая супруга принца Ацуакира [Коитидзё:ин], носила имя Хорикава по названию своей резиденции.

356

“О, как ошибались...” — В этом стихотворении-вака Энеи оплакивает отречение наследного принца от престола; кумой — поэтическое обозначение “небес” (буквально “колодец облаков”), в переносном смысле — императорский дворец. Фонема “и” в слове омои — “думы” (в антологии Госюмсю:) написана знаком “хи” — “огонь”, таким образом, продолжается аллюзия с огнями ночных постов, которая далее поддержана словом кэбури — “дым”.