— Зачем ты там стоишь?
— Поджидаю, когда придет глава [архивариусов] и ревизор то: бэн [Юкинари], — сказал [Асахира] и взглянул на него. Тут [Митинага] проснулся со словами:
— Сегодня при дворе церемониальный день, и потому, сдается мне, [Юкинари] придет рано. Что же делать?!
Он написал: “Мне привиделся сон. Скажитесь сегодня больным, строго соблюдайте день удаления от скверны и ни за что не являйтесь во дворец. Подробности при встрече”. И спешно отправил послание, но [Юкинари] разминулся с посланцем и спозаранку прибыл во дворец. Знать, сильны оказались его боги-защитники и Будда — он поехал во дворец не обычной дорогой, а мимо Северной караульни между покоями Фудзицубо и дворцом Корё:дэн.
[Митинага удивился]:
— Разве вы не получили послания, что я отправил вам? Мне привиделся некий сон!
[Юкинари] всплеснул руками и, не расспрашивая ни о каких подробностях, без лишних слов, удалился. Вознеся молитвы, он некоторое время не появлялся во дворце.
Жилище, где обитал сей дух[454], находилось к северу от улицы Сандзё: и к западу от проспекта Ниси-но То:ин. Ныне члены дома Итидзё: [Тэйтокуко:] никогда не входят туда. Сей господин старший советник дайнагон [Юкинари] преуспел в разных искусствах, но в сочинении японских песен был не силен. Во дворце проводилось состязание на знание песен утаро:ги[455], и люди пути [поэзии] ни о чем другом не думали, как о науке поэзии и о том, о чем следует спрашивать и как отвечать. Сей же господин старший советник дайнагон [Юкинари] [в ответ на все вопросы] хранил молчание, и некто, не понимая, что происходит, спросил:
— Что вы думаете о стихах: “Цветы на деревьях, что расцвели в Нанивадзу, // Зимою прятались...”[456].
А он немного помолчал и в глубокой задумчивости ответил:
— Ничего.
Все рассмеялись и потеряли интерес к игре. Хоть [поэзия] и не была его коньком, но ум его был обширен, и от природы он был искусен в изготовлении безделушек. Император [Го-Итидзё:] был дитя[457], он изволил приказывать придворным:
— Подать сюда игрушки!
И потому придумывали самые разные игрушки, золотые и серебряные, и всякие диковинки и приносили [государю]. А сей господин [Юкинари] преподнес государю волчок, прицепив к нему шнуры, раскрашенные в разные оттенки пурпурного цвета. [Государь] изволил спросить:
— Что за странная вещица? Он объяснил:
— Покрутите и увидите — это любопытно.
[Государь] отправился во дворец Синдэн и закрутил [волчок], и тот пошел кругами по всему огромному дворцу, и [государю] он так приглянулся, что стал его постоянной забавой, а все другие игрушки были спрятаны.
А еще придворные делали разные веера и преподносили [государю]. Многие делали планки вееров из золотого и серебряного лака, некоторые планки инкрустировали вставками из золота, серебра и ароматического дерева дзин , пурпурного сандала, наносили резьбу, писали на[458] несказанно красивой бумаге неведомые японские песни и китайские стихи, перерисовывали картинки с изображением знаменитых мест из книг, где собраны были “песни-изголовья” более шестидесяти земель[459], и подносили [государю].
Господин [Юкинари] по своему обыкновению только тщательно отлакировал планки и на лицевой стороне желтой китайской бумаги (на которой всего лишь слабо проступал водяной знак ситаэ[460]) красиво написал уставным письмом китайское стихотворение в жанре юэфу[461], а на оборотной стороне, “сдерживая кисть”, сделал изумительную надпись “травяным письмом”[462]. И государь все переворачивал и переворачивал [веер], любуясь им, и вложил в свою ручную шкатулку, сочтя удивительным сокровищем. На другие веера он только мельком взглянул и отвернулся. Что бы там ни говорили, ничто не победит благорасположенности государя [к Юкинари].
А еще он мастерски придумывал каламбуры. В день конных ристалищ во дворце Кая-ин[463] в барабан бил управитель провинции Сануки ками Акимаса[464]. Хоть и объявляли, кто первый, кто второй, — имен не помню[465]. Тот, кто должен был победить, оказался проигравшим, потому что [Акимаса] неправильно ударил в барабан. И сопровождающий верховой, не сходя с коня, в страшном гневе обернулся и обронил:
— Какой позор! Даже такое простое дело не мог сделать! И ведь подумать только, “Акимаса и Юкинари” поминают как одно целое, а ведь один — первый среди старших советников дайнагон, пользующийся влиянием, а другой — ни на что не годный бывший управитель ками провинции Сануки, старый чиновник дзюрё:[466]. Даже в барабан толком ударить не умеет!
454
Жилище, где обитал сей дух... — Видимо, речь идет о резиденции Сандзеин, в которой жил Асахира (917-970), в районе перекрестка Сандзе — Матидзири; Асахира назывался средним советником
455
Состязание на знание песен
456
“Цветы на деревьях, что расцвели в Нанивадзу...” — Это стихотворение-
458
Ароматическое дерево
459
Книги, где собраны были “песни-изголовья” более шестидесяти земель... —
460
Водяной знак
461
Жанр
462
“…сдерживая кисть”, сделал изумительную надпись “травяным письмом” — Здесь говорится о том, что Юкинари, используя особый, не размашистый, а сдержанный скупой метод создания каллиграфической надписи, написал текст скорописной вязью, изобретенной в Китае и отдаленно напоминающей спутанную траву. Уставное письмо — наиболее употребительный официальный стиль написания иероглифов.
463
В день конных ристалищ во дворце Кая-ин... — Известно, что именно эти конные состязания происходили в девятнадцатый день девятой луны первого год Мандзю (1024 г), то есть за год до церемонии в храме Урин-ин Дворцом Кая-ин называлась великолепная резиденция сына Митинага — Ёримити (с 1021 г), находилась она к северу от резиденции Хорикава и граничила своей восточной частью с рекой Хорикава.
464
Управитель провинции Сануки
465
Хоть и объявляли, кто первый, кто второй, — имен не помню. Здесь рассказчик говорит об объявлении имен победителей конных состязаний
466
Чиновник