О:кагами - Великое зерцало

Убранство его дома по такому случаю отличалось особым изяществом. Представьте себе чувства [госпожи Северных покоев], когда она увидела, в каком тяжелом состоянии слуги выносят его [из экипажа]: головной убор съехал на бок, шнуры платья развязались. Разве в таком виде совсем недавно покидал он дом?! Люди шептались еле слышно о том, что же могло случиться, и, скрывая свое беспокойство, делали вид, что ничего не происходит. Поэтому в мире очень многие и не слыхивали [о болезни Митиканэ].

Когда нынешний господин Правый министр Оно-но мия [Санэсукэ] прибыл, чтобы принести поздравления, [то прежде чем] его пригласили войти, опустили бамбуковые шторы в главных покоях. Разговор происходил с [Митиканэ], лежащим [за ширмами]:

— Я в расстроенных чувствах, мне худо, и я буду разговаривать, не выходя из-за ширм. На протяжении всех этих лет в глубине сердца хранил признательность к вам и за самые малые благодеяния. Но тогда я еще не был лицом столь значительным, чтобы выразить вам свою благодарность, но теперь, когда я стал тем, кто я есть, должен поведать всем и вам тоже [о своих чувствах]. И поскольку намереваюсь держать с вами совет о делах больших и малых, вынужден был повелеть препроводить вас в столь неопрятную комнату, — такие слова [говорил Митиканэ]. Речь его звучала приветливо и сердечно, но слова путались, и [Санэсукэ], напрягая слух, мог только догадываться о смысле. Позже [Санэсукэ] рассказывал:

— Дышал он с большим трудом, и мне показалось, что дело очень плохо. Внезапный порыв ветра качнул бамбуковую штору, я мельком увидел страдальца и понял, как тяжко он болен. И представить невозможно, как изменился цвет его лица, этот недавно еще столь блестящий человек был неузнаваем. Невероятно, но мне показалось, что он лишился чувств, и я опечалился, [вспомнив], какие планы он строил на будущее.

Сей господин Авата [Митиканэ] имел трех сыновей. Старшего сына называли Фукутаригими[640], хоть и принято считать, что все дети таковы, но этот был законченным сорванцом, дурным до мозга костей.

Было решено, что сей отрок станцует на праздновании [долгой жизни] господина Хигаси Сандзё: [Канэиэ][641]. Принялись обучать его [танцам], он капризничал и упрямился, в ход пошли разнообразные уговоры, вплоть до молитв — и, говорят, обучили-таки!

В назначенный день он, великолепно убранный, поднялся на танцевальный помост, и, едва музыканты начали настраивать инструменты, замер будто заколдованный. Крикнув: “Не буду танцевать!” — растрепал прическу биндзура[642] и с треском разорвал парадное платье сокутай. Господин Авата [Митиканэ] побелел и замер в растерянности, словно впал в забытье. “Мы знали, что это случится”, — твердили присутствующие, но сделать ничего не могли. Его дядя, господин средний канцлер кампаку[643] [Мититака] поднялся на помост для танцев, и все замерли в ожидании: “То ли утихомирит его умелыми уговорами, то ли прогонит в сердцах”.

А тот привлек мальчика к себе и начал танцевать весьма искусно — музыканты заиграли увереннее, веселее, конфуз был забыт. День этот оказался особенно радостным и превзошел многие другие. И господин дед его [Канэиэ] радовался. Восторг его отца ни с чем не мог сравниться, и другие люди помимо воли пришли в восхищение.

[Митиканэ] так был преисполнен сочувствия к людям, почему же потомки его захирели? Сей господин мучил змею — будто никого другого не нашлось; из-за ее проклятия на голове у него вздулась опухоль, и он скончался.

Второй сын сего министра, господин Канэтака, нынешний начальник Левой привратной охраны саэмон-но коми, родился от дочери главы ведомства по делам казны о:куракё:. Детей у сего начальника Левой привратной охраны саэмон-но ками [Канэтака] было много — и сыновья, и дочери. Что до старшей дочери, то во второй луне сего года[644] [второй год Мандзю — 1025 г.] ей в мужья взяли Ацухира, третьего сына-принца монаха-императора Сандзё:, принца-главу ведомства дворцовых дел накацукаса мия; сдается мне, брак их оказался счастливым. Еще было четыре младшие дочери.

Третий сын господина Авата — господин Канэцуна[645], бывший глава архивариусов куро:до-но то: и средний военачальник тю:дзё:. Экипаж, что приобрел сей господин ко дню праздника[646], являл собой нечто весьма забавное! Соорудил он его из кипарисовых досок тонкого распила и разрисовал их узором из мишеней, переплеты окошек сделал в форме луков, перекрещенных со стрелами, что представлялось весьма любопытным. Госпожа Идзуми Сикибу сложила песню[647]:

640

Фукутаригими — этот сын Митиканэ скончался в детстве, в 988 г.

641

...на праздновании [долгой жизни] господина Хигаси Сандзё: [Канэиэ]. — Достижение сорока, шестидесяти, семидесяти, девяноста лет отмечалось особым празднованием, когда в храмы приносились дары, задавались пиры, на которых слагали стихи, исполняли танцы. Празднование долгой жизни Канэиэ происходило по поводу его шестидесятилетия в 988 г.

642

Прическа биндзура — танцевальная прическа мальчиков волосы делились пробором и укладывались на ушах кольцами.

643

Средний канцлер кампаку (нака-но кампаку) — так называли Мититака (953-995, канцлер с 989 по 995 г.), возможно, потому, что он правил после Канэиэ и перед Митинага.

644

...во второй луне сего года... — Речь идет о втором годе Мандзю (1025 г.), когда старцы Ёцуги и Сигэки рассказывают истории в храме Урин-ин.

645

Господин Канэцуна (988-1058) — сын Митиканэ, средний военачальник тю:дзе с 1015 г., дата его вступления в должность главы куро:до неизвестна.

646

...ко дню праздника... — Имеется в виду праздник Камо.

647

“Нет, ты не из тех десяти...” — Это стихотворение-вака сочинила известная поэтесса Идзуми Сикибу, Сато считает, что поэтесса небрежно сложила эту песню. Здесь обыгрывается слово мато, “мишень” — и “десять коней” или “десять всадников”. Упряжка из десяти коней везла танцоров после окончания праздника Камо. Предполагается, что наездники соревновались в стрельбе из лука.