Выбрать главу

Если бы обликом и чертами лица дед императора [Го-Итидзё:], господин [Митинага], сопровождавший государя, хоть немного походил бы на человека дюжинного — сколь велико было бы разочарование! А так толпы народа из деревень и далеких провинций не могли насмотреться на него. Люди поднимали руки ко лбу[726] и кланялись ему, как в забытьи, словно Будде, ведь сиянием и славой он мог сравниться только со Святыми Царями, Поворачивающими Колесо[727].

Великая императрица-мать тайко:тайго:-но мия [Дзё:то:мон-ин] скрылась за красным веером, но немного показала плечико. Особы столь высокого ранга всегда прикрывают свою чуть видимую тень и все равно беспокоятся, чтобы их не увидели. Но тогда она, должно быть, подумала, что не будет вреда, если в этот день люди полюбуются ее великолепием. И господин [Митинага], и императрица [Дзё:то:мон] были несказанно счастливы, о чем можно было легко догадаться. Господин [Митинага] отправил Великой императрице:

Наш предок некогда Там возносил молитвы, И потому мы тою же дорогой В поля Касуга Стремимся на поклон.[728]

[И получил] августейший ответ:

Сияет, не затмеваясь, Правленья слава, И потому мы тою же дорогой В поля Касуга Стремимся на поклон.

Они обменивались стихами, и к тем [песням], которые всем казались поистине бесконечно прекрасными и правдивыми, Великая императрица о:мия [Дзё:то:мон] сложила:

Мы прибыли К подножью гор Микаса, След в след ступая паломникам, Что с древним государем Пришли когда-то в Исоноками.[729]

Все это выше [моего], старца, понимания! Даже если обратимся — взойдем к старым временам, то и там не отыщем столь превосходной песни. Поскольку она была сложена в тот самый день[730], верю, что это божество Касуга вещало [устами Великой императрицы]. Можно даже истолковать это так: когда великий господин, Вступивший на Путь, дайню:до: [Канэиэ], устроил посещение [храма Касуга] прежнему монаху-императору Итидзё:, то ожидал, что сочинение песен прибавит [сему событию] еще больший блеск. Сановная особа может быть сколь угодно удачлива, но без преуспеяния на пути поэзии успешная карьера может рухнуть в одночасье. Господин [Митинага] непременно сочинял песню на случай, так что празднества сверкали еще ярче. На юбилей Северной госпожи мандокоро [Ринси] два года назад он сложил:

Порушились те клятвы. Что когда-то связывали нас. Но и теперь мирским нечистым сердцем Вам пожелаю долголетия На тысячу годов”.[731]

Слышали ли вы его песню в честь [первой ночи c] рождения принцессы Первого ранга [Тэйси], когда Великая императрица тайго: [Дзё:то:мон-ин] давала прием убуясинай[732]? Поистине ни на что не похожа! Столь [прекрасна], что обычный человек не смог бы сочинить такую:

Возрадуется сердце, Едва узрю, Как старшая сестра-принцесса Праздник задает В честь новорожденной сестрицы.

— Слышал я такие строки, — сказал [Ёцуга] и рассмеялся от всего сердца.

— Старший советник дайнагон Сидзё: [Кинто:][733] превосходил всех, и великий господин, Вступивший на Путь, дайню:до:-доно [Канэиэ], по сему поводу — говаривал: “Как это он делает? Прямо завидно! Жаль, что никто из моих детей и тени его не достоин!” И тогда господин средний канцлер кампаку [Мититака] и господин Авата [Митиканэ] от стыда потеряли дар речи и решили, что отец действительно так считает. А сей господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага] — а он был весьма молод, — изволил сказать: “В тень не войду, но на лицо наступлю”. И поистине, так именно и случилось.

Министр двора найдайдзин [Норимити] и рядом встать не мог! Сдается мне, что человек, [коему в будущем суждено стать великим], с ранних лет должен обладать [мудрым] сердцем и душой и находиться под защитой [богов и Будды].

Во времена монаха-императора Кадзана, в темные ночи юнца пятой луны ранние дожди все шли и шли, и в ночь, когда, нагоняя жуть, зарядил проливной дождь, государь [Кадзан] предавался ничегонеделанью; он изволил выйти в Зал приемов, и придворные —ради развлечения — рассказывали истории и описывали разные страшные случаи, происходившие в старину. Государь соизволил заметить:

вернуться

726

Люди поднимали руки ко лбу... — Автор хочет сказать, что казалось, они молятся при виде Митинага.

вернуться

727

Святые Цари, Поворачивающие Колесо (Тэнриндзё:оо) — образ святых царей заимствован из Лотосовой сутры, четыре легендарных царя правили миром, поворачивая четыре колеса золотое, серебряное, медное и железное. Колеса разравнивали землю и сокрушали горы.

вернуться

728

Наш предок некогда...” — Это стихотворение-вака вошло вместе с ответом императрицы в антологию Секу Кокинсю (“Продолжение Собрания старинных и новых песен Японии”). Смысл его состоит в том, что отец Митинага — Канэиэ сопровождал когда-то в старину в Касуга императора Итидзё: и молился божеству Амэ-но Коянэ-но микото о преуспеянии своего рода, ныне Митинага снова повторяет с новым государем тот же путь Соно ками в первой строке — это предок, государь Итидзё:.

вернуться

729

Мы пробыли к подножью...” — Это стихотворение императрицы Дзё:то мон-ин вошло в антологию Сэндзайвакасю: (“Тысячелетнее собрание японских песен”), составленную ок. 1188 г. Фудзивара Тосинари (Сюндзэй) (1114-1204), использован прием ассоциаций энго: слова коса — “зонт” и каса — часть слова Микасаяма, гора Микаса, то есть гора Трех Зонтов, саситэ означает и “раскрыть (зонт)” и “указывать”, “направляться”, топоним Исоноками — это макура-котоба (слово-изголовье) к фуру — “старый” и “падать”, кроме того фуру может означать “падать” (о снеге), и миюки можно понимать и как “снег”, и как “императорское паломничество”. Ато — “след” также ассоциируется со снегом.

вернуться

730

...в тот самый день... — То есть в день августейшего посещения святилища Касуга.

вернуться

731

Порушились те клятвы...” — Когда Митинага постригся в монахи, он в одиночестве поселился в павильоне Мидо: храма Ходзё:дзи.

вернуться

732

Прием убуясинай — проводился в ночь рождения ребенка, а также в ночь на его третий, пятый, седьмой, девятый, пятнадцатый и сотый день с рождения.

вернуться

733

Сидзё: [Кинто:] (966-1041) — сын Ёритада, выдающийся ученый, поэт, музыкант, влиятельный литературный критик, теоретик литературы, arbiter elegantiarum Высоких придворных должностей не занимал, в 1026 г. постригся в монахи.