Ценил его высокоИ часто осушал, —В нем сердце сильно билось,Лишь кубок в руки брал.
Когда ж сей мир покинутьПришел его черед,Он делит все наследство, —Но кубка не дает.
И в замок, что над морем.Друзей своих созвал,И с ними на прощанье,Там сидя, пировал.
В последний раз упилсяОн влагой огневой,Над бездной наклонилсяИ в море – кубок свой…
На дно пал кубок морское, —Он пал, пропал из глаз,Забилось ретивое, —Царь пил в последний раз!..
1830
«За нашим веком мы идем…»
За нашим веком мы идем,Как шла Креуза за Энеем:Пройдем немного – ослабеем,Убавим шагу – отстаем.
Не позднее 1830
Ночные мысли
(Из Гете)
Вы мне жалки, звезды-горемыки!Так прекрасны, так светло горите,Мореходцу светите охотно,Без возмездья от богов и смертных!Вы не знаете любви – и ввек не знали!Неудержно вас уводят ОрыСквозь ночную беспредельность неба.О! какой вы путь уже свершилиС той поры, как я в объятьях милойВас и полночь сладко забываю!
Конец 1820-х – начало 1830-х
* * *
(Из Шекспира)
I
Любовники, безумцы и поэтыИз одного воображенья слиты!..Тот зрит бесов, каких и в аде нет(Безумец, то есть); сей равно безумный,Любовник страстный, видит, очарован,Елены красоту в цыганке смуглой.Поэта око, в светлом исступленье,Круговращаясь, блещет и скользитНа землю с неба, на небо с земли —И, лишь создаст воображенье видыСуществ неведомых, поэта жезлИх претворяет в лица и даетТеням воздушным местность и названье!..
II
Песня
Заревел голодный лев,И на месяц волк завыл;День с трудом преодолев,Бедный пахарь опочил.
Угли гаснут на костре,Дико филин прокричалИ больному на одреСкорый саван провещал.
Все кладбища, сей порой,Из зияющих гробов,В сумрак месяца сыройВысылают мертвецов!..
Конец 1820-х – начало 1830-х
К***
Уста с улыбкою приветной,Румянец девственных ланитИ взор твой светлый, искрометный —Все к наслаждению манит…Ах! этот взор, пылая страстью,Любовь на легких крыльях шлетИ некою волшебной властьюСердца в чудесный плен влечет.
1830–1833
«Как дочь родную на закланье…»
Как дочь родную на закланьеАгамемнон богам принес,Прося попутных бурь дыханьяУ негодующих небес, —Так мы над горестной ВаршавойУдар свершили роковой,Да купим сей ценой кровавойРоссии целость и покой!
Но прочь от нас венец бесславья,Сплетенный рабскою рукой!Не за коран самодержавьяКровь русская лилась рекой!Нет! нас одушевляло в боеНе чревобесие меча,Не зверство янычар ручноеИ не покорность палача!
Другая мысль, другая вераУ русских билася в груди!Грозой спасительной примераДержавы целость соблюсти,Славян родные поколеньяПод знамя русское собратьИ весть на подвиг просвещеньяЕдиномысленных, как рать.
Сие-то высшее сознаньеВело наш доблестный народ —Путей небесных оправданьеОн смело на себя берет.Он чует над своей главоюЗвезду в незримой высотеИ неуклонно за звездоюСпешит к таинственной мете!
Ты ж, братскою стрелой пронзенный,Судеб свершая приговор,Ты пал, орел одноплеменный,На очистительный костер!Верь слову русского народа:Твой пепл мы свято сбережем,И наша общая свобода,Как феникс, зародится в нем.
Сентябрь 1831
«Все бешеней буря, все злее и злей…»
«Все бешеней буря, все злее и злей,Ты крепче прижмися к груди моей». —«О милый, милый, небес не гневи,Ах, время ли думать о грешной любви!» —«Мне сладок сей бури порывистый глас,На ложе любви он баюкает нас». —«О, вспомни про море, про бедных пловцов,Господь милосердый, будь бедным покров!» —«Пусть там, на раздолье, гуляет волна,В сей мирный приют не ворвется она». —«О милый, умолкни, о милый, молчи,Ты знаешь, кто на море в этой ночи?!»И голос стенящий дрожал на устах,И оба, недвижны, молчали впотьмах.Гроза приутихла, ветер затих,Лишь маятник слышен часов стенных, —Но оба, недвижны, молчали впотьмах,Над ними лежал таинственный страх…Вдруг с треском ужасным рассыпался гром,И дрогнул в основах потрясшийся дом.Вопль детский раздался, отчаян и дик,И кинулась мать на младенческий крик.Но в детский покой лишь вбежала она,Вдруг грянулась об пол, всех чувств лишена.Под молнийным блеском, раздвинувшим мглу,Тень мужа над люлькой сидела в углу.