Конечно, григорианский календарь тоже имеет период из целого числа дней, но если в юлианском календаре такой период составляет 4 года, или 1461 день, то в григорианском он составляет 400 лет, или 146 007 дней (36524 х З + 36525 = 146 097). Если же мы вспомним, что сущность любого календарного периода заключается в минимальном отрезке из целого числа дней, по истечении которого погашается некоторая ошибка против принятой средней длины года, то с этой точки зрения григориане усложнили календарь, введя в мировую хронологию календарный период такой огромной продолжительности. Помимо всего этого средняя длина григорианского столетия (из-за введения безвисокосных веков) оказалась равной дробному числу дней (3624,25 дней), что уже само по себе выглядит достаточно странно с точки зрения элементарной хронологии.
§19. Обратимся теперь снова к истории и вспомним, ради чего вообще была проведена григорианская реформа. Посмотрим прежде всего на медаль, выпущенную Ватиканом в ознаменование этого события. На лицевой стороне этой медали изображен профиль папы Григория XIII. Надпись по кругу гласит: Gregorius XIII pont opti maximus («Григорий XIII, наилучший верховный жрец»). На оборотной стороне изображен зодиакальный знак Овна с надписью: Anno restitute) MDLXXXII («Год исправления 1582»). Императивный лаконизм надписи бросается в глаза каждому непосвященному человеку, а для посвященного она означает только то, что дата весеннего равноденствия, которая в эпоху Никейского Собора стояла на 21 марта и успела за это время уйти вперед, возвращается на свое прежнее место.
Зачем понадобилось Григорию XIII заботиться о возвращении равноденствия к дате Никейского Собора? Вопрос этот, по крайней мере с внешней стороны, был чисто религиозным. Постепенное опережение юлианским календарем весеннего равноденствия вызвало в церковных кругах католического мира опасение, что Пасха, как весенний праздник, постепенно сдвигается к лету и грозит нарушить (через 2000 лет. — А. 3.) свое традиционное весеннее положение в году. С формальной стороны это действительно выглядело именно так, и отдельные высказывания на эту тему можно обнаружить еще у представителей византийской образованности XIV в. (Ники-фор Григора, Матфей Властарь, Исаак Аргир). Но Византия оставалась Византией, которая так и не посягнула на тысячелетнюю традицию своего же собственного детища. В этом смысле Рим оказался куда более гибким и практичным, нежели его восточные собратья по вере.
Но, исправляя то, что казалось ему нарушением церковных канонов празднования Пасхи, Рим как раз и нарушил один из основных канонов главного христианского - праздника. Так, 1-е правило Антиохийского Собора гласит: «Аще же кто из предстоятелей церкви, епископ, или пресвитер, или диакон, после сего определения, дерзнет к развращению людей и к возмущению Церквей особитися и вместе с иудеями совершати Пасху, такового святый Собор отныне уже осуждает быть чуждым Церкви» (см. Приложение 1). Это решение Антиохийского Собора повторяется и в «Никоновской кормчей». Само собой разумеется, что в этом правиле не надо усматривать никакой антииудейской направленности. Речь шла просто о том, чтобы сохранить именно ту последовательность событий, которая изложена евангельской историей и закреплена всей дальнейшей христианской традицией.
Суть же этой последовательности заключается в том, что распятие Христа произошло в канун иудейской Пасхи (14 нисана), а воскресение — на другой день после нее (16 нисана). Масштабы времени небольшие, но масштабы событий (для традиционной христианской истории) таковы, что не могут меняться местами. Мы уже знаем, что по причинам чисто астрономического характера в эпоху раннего средневековья (до конца VIII в. по Р. X.) изредка бывали случаи, когда иудейская Пасха совпадала с Пасхой христиан. Но никогда не бывало того, чтобы христианская Пасха могла наступать прежде Пасхи еврейской. Даже четыренадесятники, осуждаемые Древней Церковью за празднование Пасхи всегда вместе с евреями (т.е. всегда 14 нисана), не могли бы представить себе ничего подобного. И это совершенно понятно, ибо уже ранние христиане отдавали себе ясный отчет в том, что в мистико-символическом плане новозаветная Пасха означает замену ветхозаветного жертвоприношения агнца искупительной жертвой Иисуса Христа, Который предстает в ней, как Агнец Божий, Который берет на себя грех мира (Ин. 1, 29). Поэтому с традиционной точки зрения менять время от времени последовательность этих событий в ежегодном памятовании о них — значит вольно или невольно искажать их смысл. Остается в какой-то мере загадкой, почему же католическая церковь все-таки пошла на это?