Глава XIV.
Возникает вопрос и относительно некоторых самомалейших животных, созданы ли они при первоначальном творении, или при последовавшем затем повреждении смертных вещей? Ибо весьма многие из них являются или от повреждения живых тел, или от нечистоты, испарений и разрушения трупов, иные – от гниения деревьев, а другие – от порчи плодов; о всех о них нельзя сказать, чтобы творцом их не был Бог. Всем им присуща некоторая своего рода естественная красота, чтобы возбуждалось больше удивления в созерцающем их [человеке] и воздавалось больше славы их всемогущему, вся премудростью сотворившему, Художнику. А эта премудрость Его, досязая от конца, даже до конца крепко и управляя вся благо, не оставляет бесформенными даже и самые последние из вещей, которые разрушаются сообразно с порядком своего рода и разрушение которых ужасает нас по вине нашей смертности, но творит животных с крохотным телом и острым чувством, дабы мы с большим изумлением смотрели на быстроту летающей мухи, чем на величину ходящего вьючного животного, и удивлялись больше работе муравья, чем тяжелой ноше верблюда.
Но вопрос в том, при первоначальном ли, как я сказал, создании вещей, о постепенном творении коих в течение шести дней повествует бытописатель, получили начало эти крохотные твари, или же при последовавшем разрушении подверженных повреждению тел? – Можно сказать, что самомалейшие [твари], возникающие из воды и земли, сотворены вначале; в числе их не будет несообразностью подразумевать и существа, рождающиеся уже от тех, которые произошли, когда земля начала пускать ростки, с одной стороны потому, что они предшествовали созданию не только животных, но и светил, а с другой потому, что принадлежат скорее к дополнению обитаемой среды, чем в числу самих обитателей. Но сказать, что тогда же сотворены и остальные, которые рождаются из тел животных и преимущественно тел мертвых, крайне нелепо, разве при этом будем иметь в виду, что всем одушевленным телам была уже присуща некоторая естественная сила и как бы наперед вложенные в них и, так сказать, основные начала, которые имели возникнуть от повреждения упомянутых тел, соответственно роду и различиям каждого, по непреложной воле Творца, дающего всему движение Своим неизреченным управлением.
Глава XV.
Спрашивают, обыкновенно, и относительно некоторых ядовитых и зловредных животных, сотворены ли они после грехопадения человека для его карания, или же скорее сотворены безвредными и только впоследствии начали причинять вред грешникам. – Если бы даже дело было и так, ничего нет удивительного, с одной стороны потому, что в настоящей многотрудной и бедственной жизни никто еще настолько не праведен, чтобы осмелился назвать себя совершенным, по справедливому свидетельству и слову Апостола: не зане уже достигох, или уже совершился (Филип. III, 12), а с другой и потому, что для упражнения нашей немощности и усовершенствования добродетели потребны испытания и телесные бедствия, по свидетельству того же Апостола, который говорит, что ему, дабы не превозносился он величием откровений, дан пакостник плоти, ангел сатанин, да пакости деет, а когда он трижды просил Господа, чтобы [этот пакостник] отступил от него, Господь ответил ему: довлеет ти благодать моя: сила бо моя в немощи совершается (2 Кор. XII, 9). Впрочем, святый Даниил, который в своей молитве к Богу, конечно, не обманно исповедует не только грехи народа, но и свои собственные, остался и среди львов жив и невредим (Дан. VI, 22); точно также смертоносная ехидна, повиснув на руке Апостола, не причинила ему никакого вреда (Деян. XXVIII, 5). Таким образом, будучи даже и сотворены, они не могли причинять никакого вреда, если бы для этого не существовало причины, в целях или устрашения и наказания пороков, или испытания и укрепления добродетели, потому что и примеры терпения необходимы для совершенствования других, и сам человек в испытаниях познает себя вернее, да, наконец, и вечное блаженство (salus), которое постыдно утрачено чрез удовольствие, прочно достигается только путем скорби.
Глава XVI.
Почему же, возразят, причиняют вред друг другу звери, которые и грехов не имеют, чтобы терпеть за них кару, и добродетели не достигают путем подобного испытания? – Без сомнения потому, что одни из них служат пищей для других. И мы не можем сказать, чтобы одни из них не питались другими. Ибо все, пока существует, имеет свою величину, свои части и свои разряды; взятое в своей совокупности, оно вызывает в нас чувство справедливой похвалы и даже при переходе из одного в другое не изменяется без сокрытого для нас, соответственно своему роду, соразмерения (moderatio) телесной красоты. Для глупых это непонятно, но для людей, стремящихся к совершенству, оно до некоторой степени доступно, а для совершенных ясно. И нет сомнения, что всеми подобными движениями в низшей твари человеку делаются спасительные уроки, дабы он видел. как много он должен делать для духовного и вечного спасения (salus), которое превосходит всех неразумных животных, замечая, что они, от величайших слонов до самых маленьких червяков, обороняясь или остерегаясь делают все, что только могут, для своего телесного и временного благополучия, данного им в удел, сообразно с их низшим назначением; что мы и видим, когда одни из них ищут восстановления своего тела телами других, а другие защищают себя или силами сопротивления, или при помощи бегства, или укрываясь в безопасное место. Да и самая телесная боль в том или другом животном является могущественною и удивительною душевною силою, которая непостижимыми нитями связывает их в живой союз и приводит в некоторое своего рода единство, не безучастно, а, как выразился бы я, с негодованием допуская его расстроить или уничтожить.