Дэвид не любил вспоминать последующие полтора года, потому что они состояли из скучной работы, виски, подружек на пару часов, нетребовательных и готовых разделить с ним постель за ужин в недорогом ресторане. Он жил так, будто никогда не существовало на свете женщины с зелеными глазами. И почти привык к чувству опустошенности и безразличия к окружающему миру.
Неизвестно, чем бы все закончилось, но однажды Мери снова вошла в его неприбранную квартиру, где на полу лежали книги и журналы, немытые стаканы и пустые бутылки. Она, не дав Дэвиду опомниться, бросилась к нему на шею, заливаясь горячими слезами, бессвязно бормоча, прося прощения, жалуясь… Он не смог выгнать ее на улицу, просто не сумел.
Его жена вернулась из долгого путешествия — что ж, прекрасно. Не было никаких агентов, измен и предательств. Ничего. Он так решил — и точка. Мэри ничуть не изменилась, разве что похудела и стала еще красивей и нежней. Она пыталась загладить вину — поцелуями, чувственными ласками, накалом страсти. Но пламя, горевшее в Дэвиде прежде, угасло, и не в ее силах было снова разжечь его.
Через некоторое время Мэри, оправившись от неудачи, вернулась к прежнему образу жизни. Наверное, она просто не могла иначе. И для Дэвида снова потянулись бессонные ночи и безрадостные дни. И когда ему однажды предложили место архитектора в канадской компании, он, не раздумывая, согласился. Необходимо было вырваться из замкнутого круга, иначе это закончилось бы плохо.
Он предложил Мэри поехать с ним — она отказалась. Провинциальный городок, где отсутствовали театры и ночные кафе, где по улицам, залитым светом фонарей, не бродили смеющиеся люди, ничем не привлекал привыкшую к развлечениям Мэри. К тому же первая ошибка не научила ее остерегаться, ничего не добавила к опыту. И она по-прежнему продолжала верить, что в один прекрасный день появится человек, который сделает из нее звезду.
Дэвид уехал один и в течение пяти лет ничего не знал о своей жене. Она просто перестала для него существовать. И только иногда приходила во сне худенькой зеленоглазой девочкой, легкой, как мотылек. Он полностью изменил свою жизнь, с головой уйдя в работу. После нескольких удачных проектов его повысили в должности, он стал вполне обеспеченным человеком.
А позавчера в его небольшой квартире появился неизвестный молодой человек и передал письмо — измятое, прошедшее через множество рук. Письмо от Мэри… Прочитав его, Дэвид сначала недоуменно покачал головой, не веря и ничего не понимая. Но потом вдруг осознал, что у него растет сын.
Когда он уезжал, Мэри уже носила под сердцем его мальчика. Естественно, беременная женщина не может танцевать и раздеваться перед зрителями, а другого источника дохода у нее не было. И когда пришло время рожать, Мэри оказалась в бесплатной больнице для бедняков. Там-то к ней и обратился с предложением некий Тимоти Элберн: он сказал, что они с женой давно мечтают о ребенке, но не могут иметь его. И если бы Мэри согласилась за определенное вознаграждение, да, за достаточно большое вознаграждение, подписать документ об отказе от всех прав на малыша…
Ну, что бы ожидало ее сына? Нищета, голод, скитание по чужим квартирам, поздние возвращения матери. А Тимоти обещал, что в их семье у него будет все самое лучшее. И Мэри, ослабленная, несчастная, одинокая, согласилась. Она увидела своего ребенка только через год, да и то случайно. Тимоти и красивая молодая женщина сидели за столиком открытого кафе, а рядом стояла коляска. Мэри долго не решалась подойти, но он первый заметил ее.
— Дорогая! — Тимоти с усмешкой обернулся к женщине. — Познакомься с матерью Эрни.
— Здравствуйте, — прошептала та, побледнев. — Я Кэтрин.
Мэри робко приблизилась и заглянула в коляску. Малыш посмотрел на нее ясными синими — как у Дэвида! — глазами и улыбнулся.
— Мы, кажется, договорились, что вы не будете пытаться разыскать ребенка, — холодно сказал Тимоти. — У вас нет никаких прав на него.
— Перестань! — возмущенно воскликнула Кэтрин и положила узкую ладонь на плечо Мэри. — Не слушайте его, не бойтесь. Хотите подержать его на руках?
Мэри отшатнулась и бросилась бежать, чувствуя, как сильно бьется сердце, причиняя боль. И только дома, упав на диван и заливаясь слезами, она окончательно поняла, чего лишилась. Ведь можно было разыскать Дэвида: он бы не смог отказаться от сына! Но теперь было слишком поздно, и невозможно признаться бывшему мужу в страшном поступке…
Она не писала Дэвиду, как жила эти годы. Но, узнав, что тяжело больна, Мэри нашла в себе силы, чтобы разузнать через знакомых побольше о Кэтрин. Она сумела разыскать и самого Дэвида. Перед смертью, когда уже не оставалось никакой надежды, она попросила его приехать в Лос-Анджелес. Она рассказала ему все, не утаив ничего, и не пыталась оправдываться.
Он был потрясен до глубины души. Дочитав письмо до конца, Дэвид тут же позвонил в компанию и сказал, что берет отпуск. Собрав вещи, он тем же вечером отправился в Лос-Анджелес, боясь не успеть поговорить с Мэри. Всю дорогу он думал лишь об одном: о своем сыне, четырехлетнем мальчике, который жил где-то с чужими людьми, ничего не зная о родителях настоящих.
Сын… Это слово жгло ему сердце и гнало вперед. Дэвид не представлял, что будет делать. Ведь нельзя же действительно войти в дом к тем людям и заявить свои права на ребенка. Значит, придется искать другие пути. И он был уверен, что пойдет на все, лишь бы вернуть себе сына.
2
— Дорогая моя, ты прекрасно выглядишь! — Элис Рочестер, высокая, полная, с коротко стриженными волосами, отливавшими на солнце бронзой, протянула Кэтрин руку. — Как я рада тебя видеть! Эрни здоров?
— Да, спасибо, — ответила Кэтрин. — У тебя сегодня много гостей… Кто этот мужчина?
— О, его привел Джонни. Это какой-то подающий надежды архитектор из Канады, я тебя потом познакомлю. — Элис усмехнулась, взглянув на подругу. — Красивый, правда? Я тоже сразу обратила на него внимание.
Элис Рочестер принадлежала к высшему кругу местной знати, как и сама Кэтрин, чьи родители владели огромным состоянием. Элис еженедельно давала обеды для особо приближенных, но часто приглашала и совершенно незнакомых людей — для разнообразия, как она говорила.
Попасть к ней мечтали многие, но внимания удостаивались единицы. Она могла себе позволить выбирать: в ранней молодости выйдя замуж за богатого промышленника, она унаследовала все его деньги и теперь ни в чем себе не отказывала. С Кэтрин ее связывала давняя дружба, Элис относилась к ней, как к сестре, поверяя тайны и, в свою очередь, выслушивая признания.
— Мистер Колбери?
Дэвид, чувствовавший себя немного неловко среди переговаривающихся гостей, обернулся на низкий хрипловатый голос и улыбнулся.
— Позвольте представить вам Кэтрин Хэшстроп. — Элис подвела его к той самой молодой женщине, которую он сегодня уже видел на детской площадке. — Кэтрин, это мистер Дэвид Колбери, архитектор. Он, насколько я поняла, занимается проектированием особняков для таких, как мы… Думаю, вам будет о чем побеседовать: ты, кажется, собиралась приобрести новый дом.
Элис отошла к другим гостям, и Кэтрин смущенно взглянула на представленного ей мужчину. Он был очень привлекателен: высокий, атлетически сложенный, с копной рассыпающихся волос цвета спелой пшеницы. Его лицо с высокими скулами и прямым коротким носом, загорелое, мужественное, понравилось ей выражением какой-то детской беззащитности.
— Вы бывали прежде в Лос-Анджелесе? — спросила Кэтрин, чтобы прервать повисшую между ними тишину.
Она даже слегка покраснела под его слишком пристальным взглядом. Он смотрел так, словно пытался за мгновение понять, что творится в ее душе, прочесть мысли и желания, разгадать маленькие тайны.
— Да, несколько лет назад, — сказал Дэвид негромко. — Здесь многое изменилось с тех пор.